— Вас соединили со мной — с Президентом… Поль Эркман Ханн — так вас, кажется, зовут? — мне импонирует ваша грубая сила. Вы жестоки. Но вас все равно можно использовать.

— Использовать? — Ханн задохнулся от бешенства. — Послушайте…

— Когда я говорю, слушать должны вы. В ваших документах прошлой ночью копался мой агент, никоим образом с Керном Адлером не связанный. Я узнал о вас многое из того, что интересовало меня, мистер Ханн…

— Вот как?! — по-бычьи взревел Ханн. — Тогда знай, дорогуша! Ты всего-навсего желтомордый чинк, насколько я могу судить. Это говорит мне о многом. Агенты ФБР сидят у тебя на хвосте, желтая крошка. На Централ-стрит уже известны твои отпечатки пальцев. А Гувер узнает тебя и по отпечаткам босых ног. Ты используешь старое укрытие в Китайском квартале, и по твоему следу идет голубоглазый паренек из Англии. Ты увяз по уши, Президент! И нуждаешься во мне, чтобы спасти свою шкуру. Приползай сюда — и обсудим условия.

Длинные пальцы цвета слоновой кости неподвижно лежали на столе. Глаза доктора Фу Манчи оставались закрытыми.

— Ваши доводы произвели на меня впечатление, — мягко произнес он шипящим голосом. — Похоже, вы действительно незаменимый для меня человек. Конечно, давайте встретимся и обсудим условия. Дело не терпит отлагательств…

2

Долгое время Марк Хэпберн безуспешно пытался заснуть. Образ молодой женщины неотступно стоял перед его внутренним взором. Он навел о ней все возможные справки — и полагал, что теперь досье на нее собрано полностью.

Она была вдовой офицера Соединенных Штатов, убитого на Филиппинах три года назад. От брака остался один ребенок, мальчик. Документы, с которыми женщина устраивалась на работу к аббату Донегалю, оказались подлинными во всех отношениях. Тысячу раз ночью и днем Марк Хэпберн вдруг переносился в далекий от действительности прекрасный мир грез, вспоминая глубокие синие глаза. Он не мог представить себе эту женщину замешанной в преступлении. Не мог примириться с подобной мыслью, несмотря на все подтверждающие ее факты.

Молодой человек хотел услышать из уст самой миссис Эдер доказательства ее невиновности — и готов был отнестись к ним с полной серьезностью. По ходу следствия он надеялся (и боялся одновременно) встретиться с ней вновь. Неужели он наконец влюбился — влюбился в недостойную женщину?! Ее побег из Башни Тернового Венца в ту ночь и попытка тайно вынести рукопись, проливающую свет на внезапный обморок аббата Донегаля, — все это требовало объяснения. Однако официальное досье на Мойю Айлин Эдер характеризовало последнюю как молодую женщину благородного происхождения с незапятнанной репутацией.

Она родилась в графстве Уиклоу в Ирландии. Ее отец, капитан Брюн, до сих пор служил на Британском флоте. Покойного мужа миссис Мойя Эдер встретила впервые во время визита Американского флота на Бермудские острова, где она отдыхала с родственниками. Он был ирландцем и прирожденным моряком — и молодые люди поженились еще до отплытия Американского флота. Все это Марк Хэпберн узнал за несколько дней напряженной следственной работы. Теперь, ворочаясь на постели, он снова и снова задавал себе вопрос: имел ли он право задействовать более двадцати агентов и истратить почти тысячу долларов на радиосвязь и телеграф для того, чтобы добыть эту информацию?

Судьбой страны играли сейчас те, кто привык жонглировать человеческими жизнями. Здравые люди молили, чтобы Конституция осталась неизменной. Другие верили в то, что ее усовершенствование (как утверждал доктор Прескотт) явится залогом основания новой Утопии. Другие же, совсем безумные, видели в будущей диктатуре Харвея Брэгга начало Золотого века…

Взяточничество и коррупция, подобно крысам, подточили самый фундамент американского общества; убийцы и преступники наводнили улицы городов… а он, Марк Хэпберн, тратил силы и средства на собирание материалов об одной-единственной женщине.