|
Я обнаружил, что плачу. Я греб и чувствовал, что слезы щиплют мне глаза, каждая слезинка, стекающая по щеке, жгла мне лицо. Поравнявшись с мысом, я стал грести еще сильнее, чтобы справиться с течением в этом месте вода бурлила и пенилась. Справа от меня торчал из воды большой камень, слева высилась отвесная скала. Я направил лодку между ними, налег на весла в том месте, где вода особенно бурно клокотала, и обогнул мыс. Камень был весь белый от соли, и всякий раз, когда на него набегали волны, на солнце сверкала зеленая борода водорослей. За мысом, по другую сторону отвесной скалы, открывался огромный амфитеатр больших камней. Между камнями виднелись маленькие, совершенно пустынные пляжи, сплошь усеянные белой галькой. Море тоже было пустынно ни лодок, ни купающихся. Вода здесь казалась маслянистой, густо-синего цвета, что свидетельствовало о большой глубине. Вдалеке вырисовывались другие мысы, врезающиеся, подобно кулисам причудливого театра, в спокойное залитое солнцем море.
Я стал грести медленнее и взглянул на Эмилию. Пока мы не обогнули мыс, она все время молчала, но тут улыбнулась мне и спросила: — Почему ты плачешь? — Я плачу от радости, что вижу тебя. — Ты рад меня видеть? — Очень… Я был уверен, что ты уехала… Но ты не уехала. — Я решила уехать… Сегодня утром я уже отправилась с Баттистой на пристань… Но в последний момент раздумала и осталась. — А что ты делала до сих пор? — Побродила по пристани… Посидела в кафе… Потом на фуникулере поднялась в Капри и позвонила на виллу… Мне сказали, что ты ушел… Тогда я подумала, что ты, наверно, отправился на пляж Пиккола Марина, и пошла туда… Разделась и стала ждать… Увидала тебя, когда ты просил дать тебе лодку… Я лежала на солнце, а ты прошел мимо, не заметив меня… Тогда, пока ты раздевался, я села в лодку. Некоторое время я молчал. Мы были на полпути между мысом, который обогнули, и сильно выдававшейся в море скалой. Я знал, что за ней находится Зеленый грот, и мне вдруг захотелось искупаться. Потом я тихо спросил Эмилию: — А почему ты не уехала с Баттистой? Почему ты осталась? — Потому что сегодня, подумав, я поняла, что ошибалась в тебе… И все, что случилось, просто недоразумение. — Что же заставило тебя так подумать? — Не знаю… Может быть, интонация твоего голоса вчера вечером. — И теперь ты действительно веришь, что я не сделал ничего постыдного, ничего, в чем ты меня обвиняла? — Да, я уверена в этом. Мне оставалось задать ей еще один, последний вопрос и, пожалуй, самый важный. — Но ведь ты, сказал я, ты ведь не считаешь, что я подлец… по самой своей натуре… Скажи, ты так не считаешь, Эмилия? — Я этого никогда не считала… Мне просто показалось, что ты повел себя неверно, и я перестала уважать тебя… Но теперь я знаю: все это было только недоразумением. Не будем больше говорить об этом, хорошо? Я ничего не ответил, она тоже молчала. Я принялся грести с удвоенной силой и, как мне казалось, с еще большей радостью, которая, словно восходящее солнце, поднималась во мне и отогревала мою застывшую, окоченевшую душу. Тем временем мы доплыли до Зеленого грота, и я направил лодку к его входу. Он был уже виден и вздымался темной аркой над зеркальной поверхностью холодной зеленой воды. — И ты меня любишь? Эмилия заколебалась, потом ответила: — Я всегда тебя любила… И буду всегда любить. Меня поразила печаль, с какой она произнесла эти слова. Обеспокоенный, я снова спросил ее: — Почему ты говоришь об этом так грустно? — Не знаю… Может, потому, что было бы гораздо лучше, если бы никакое недоразумение не разлучало нас и если бы мы всегда любили друг друга, как прежде… — Конечно, ответил я. |
