Здесь нельзя было просто покупать — здесь каждый дуканщик знал своего покупателя в лицо, интересовался как у него здоровье, знал что он предпочитает. Здесь можно и нужно было торговаться — не торгующегося не уважали. Кстати, был такой приказ «О нормах и правилах поведения советских специалистов в ДРА», в котором одним из пунктов запрещалось торговаться на базарах и в лавках — тот, кто писал этот бред явно знал Афганистан только по «Международной панораме»…
Окна в дукане Мехмета были занавешены красной тканью — на занавески явно пошел какой-то транспарант. По моим оценкам афганцы хоть и не являлись коммунистами ни на йоту — но найти общий язык с ними всегда было можно, если знать подход…
— Проходи, товарищ Сергей… — я как то не заметил и не придал внимания тому, что Мехмет перешел на русский. Пригнув голову, шагнул за порог дукана и — замер на месте как вкопанный…
Дукан освещался тусклым светом, сочащимся из-под красных занавесок — это придавало сцене какой-то инфернальный, зловещий вид. И в глубине дукана, на перевернутом ящике сидел человек — не узнать его я просто не мог…
— Добрый день… Павел Степанович…
— Добрый, добрый… — со своей бородой и в национальной афганской одежде полковник Варяжцев совсем не походил на русского — хреново, что ты меня так сразу узнал, хреново…
— Почему?
— Значит, с первого взгляда можно русского угадать…Присядь, давай вот тут — тут чисто.
Я осторожно сел на мешок, взглянул в глаза Павлу Степановичу — а он взглянул в мои. Помолчали…
— Вот так вот, Сережа… — наконец проговорил он — не думаешь, не гадаешь — раз и нет человека. Никак не думал, никак…
— Вы его знали? — осторожно поинтересовался я
— Да как не знать… Андрей Леонидович, он же еще во Вьетнаме начинал, не человек был — человечище. И тут, какая то мразь… эх…
Я молча — говорить тут было не о чем, да и никакие слова не были бы уместными…
— Кто его? Не знаешь? — Варяжцев поднял на меня глаза, и я поразился, увидев… боль. В его глазах жила самая настоящая боль, боль от потери друга. Такое нельзя было сыграть…
— Не знаю… Знал бы….
— Найти его! — Варяжцев проговорил это скороговоркой, каким-то чужим, незнакомым голосом — найди его Сережа… Ты ведь в следствии работал, я знаю. Найди эту суку, которая Михеева… и я твоим должником по гроб буду… Найди его…
Все это начинало походить на какое-то камлание или вызов духа — от кого-кого, а от Павла Степановича я такой реакции никак не ожидал. Стало жутковато…
— Павел Степанович… — наконец ответил и я — найти можно будет только в одном случае. Если ничего не будет скрываться. Я — знаю слишком мало про то, чем именно здесь занимался Андрей Леонидович. А без этого — пропадает мотив, без четкого мотива — не раскрыть и преступление. Вы меня понимаете?
Теперь долго молчал Варяжцев. Ломая себя — ведь я требовал раскрыть совершенно секретную информацию, к которой у меня не было допуска. Но в то же время Варяжцев понимал — что я прав и убийство без мотива — можно раскрыть либо по горячим следам, либо — случайно. Он ломал себя — требования обеспечения режима секретности боролись с желанием узнать, кто же все-таки совершил убийство. Он ломал себя — а я молча ждал…
— Ладно… — наконец пересилил себя Варяжцев — кое-что я тебе скажу. Все равно Горин приказал тебе передать дело, так что…
— Это как — передать дело? — не понял я
— Да вот так вот! — досадливо проговорил Варяжцев — больше некому. |