И поцеловал воздух над маленькой ладошкой. Это несчастное создание не может иметь ничего общего с юным сорванцом Робом Трелони; Создавая мысленный образ Мерри, Дэмиен руководствовался бесхитростной болтовней ее брата, но реальность оказалась ужасающей. Трудно составить мнение о ее внешности, поскольку она кажется, не способна взглянуть на него и упорно рассматривает носки своих поношенных туфель. И голос не поднимается выше шепота, так что невозможно определить, какой он на самом деле. Фигура, похоже, сносная, насколько можно судить по тому, что скрыто складками чудовищного платья, а волосы, хоть и затянутые старушечьим узлом, переливаются красноватыми бликами, словно луч вечернего солнца, проникший в темную комнату через приоткрытую занавеску.

— Э-э… а вы, милорд… то есть насколько…

Женщина сконфуженно смолкла, судорожно взмахнула веером и уронила на пол ридикюль. Ратерфорд поспешно нагнулся, чтобы поднять сумочку.

— Вы что-то сказали, леди Блейк? — скучающе осведомился он.

Интересно, она всегда так смехотворно жеманится? Или просто нервничает? В таком случае какова причина столь странного поведения? Может, мужчины не часто заговаривают с ней и она попросту не привыкла к подобным вещам? Совсем как курица с отрубленной головой, которая мечется по двору: бормочет благодарности, принимая протянутый ридикюль, снова приседает и проделывает все это, по-прежнему не поднимая глаз:

— Вы так добры, — ответила она наконец. Его светлость нисколько в этом не сомневался, но правила этикета требовали, чтобы он вежливо запротестовал. Несколько ободренная его заверениями, леди Блейк прошептала, что, как она надеется, ему понравился Корнуолл.

— Не слишком, мадам, — небрежно бросил он, гадая, как лучше покончить с этой утомительной и крайне неловкой сценой.

«Чванливый осел!» — подумала Мерри, на какую-то долю мгновения поднимая глаза. Ничего подобного он никогда не видел! Цвета терна, темно-темно-фиолетовые! Вспышка негодования, блеснувшая в них, застигла его светлость — врасплох. Но тут она снова устремила взгляд в пол и пробормотала что-то неразборчивое. Ратерфорд решил, что ошибся и это ничтожное создание отнюдь не способно на столь глубокие чувства, как гнев или ярость. Он с нескрываемой мольбой взглянул на леди Пейшенс, и любезная хозяйка немедленно поспешила ему на помощь с просьбой проводить ее к столу.

Мередит, в спутники которой достался тугоухий, но до ужаса громкоголосый адмирал Питершем, была предоставлена самой себе, что как нельзя лучше устраивало ее, поскольку теперь она могла свободно наблюдать за знатным гостем. Лорд Ратерфорд вел себя безупречно, но что-то в выражении лица, твердых губ говорило о едва скрытой досаде. Однако в тех редких случаях, когда эти губы раздвигались в искренней улыбке, и серых глазах светились ум и юмор. Мередит решила, что, хотя красивым в общепринятом смысле слова его нельзя назвать, все же, не выгляди он таким скучающим и нетерпеливым, мог бы показаться довольно приятным. Однако вряд ли этого дождешься! Судя по виду, лорд Ратерфорд не находил ничего достойного своего внимания. Ничто его не забавляло, не радовало, особенно в нынешнем положении, за которое он должен винить исключительно себя. Изнеженным аристократам, находящим сельскую жизнь невыносимой, следует и дальше утопать в беззаботной роскоши.

Мерри, сама того не сознавая, глаз не сводила с предмета своих размышлений. Она так привыкла оставаться незаметной на подобных собраниях, что чувствовала себя настоящей невидимкой. Поэтому и забыла об осторожности.

Лорд Ратерфорд, подняв глаза от пережаренной оленины и отчаянно пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора, снова встретился с этими глазами-сливами, обрамленными каймой густых загнутых ресниц. Взгляд оценивающе-насмешливый. Нет, он не ошибся: владелице этих глаз совсем не правится то, что она видит.