– Ой, не напоминайте! – поник головой Восток Иванович, и вся компания заговорщически засмеялась.

– Дружок! – Север Иванович позвал от камина своего помощника. – Погадай нашему умнице бухгалтеру. А то все – «мастер, трубочник!..» Он великий человек.

Северо-Восток, высокий плечистый мужчина лет тридцати, с длинными вьющимися волосами вокруг нежного лица, смотрел застенчиво, двигался плавно, и ладони у него были горячие.

– Платон Матвеевич, – доверительно прошептал он, рассматривая минуты три правую ладонь трубочника и бухгалтера, – у вас будут неприятности...

– У кого их нет? – по-хозяйски перебил его Север Иванович. – Скажи что-нибудь важное для жизни!

– Если для жизни, так я вижу, что вы много страдали. Сердце у вас неприкаянное, но будущее счастливое – шестеро детей, много внуков и богатый дом.

– Спасибо большое, – Платон отнял у прорицателя руку.

Все Ивановичи тактично промолчали. Они знали, что Омолов не женат, детей не имеет.

А сам Платон подумал, что вряд ли уже бог все это ему даст – возраст. Еще он подумал, как некстати получилось с этим гаданием. Только бы вся компания теперь из сочувствия, прорвавшегося на самом деле из подсознания неуправляемой вредностью, не стала говорить о детях. Он не доверял никому, особенно этим людям, присвоившим себе с властью и деньгами право на бестактность, как на неконтролируемый стариковский пук.

Платон Матвеевич уехал домой с обрубком можжевелового дерева для новой трубки и с ощущением муторности на душе. Он не считал минуты, не цедил по капле тихую мокрую ночь, не следил с настороженностью охотника за Невой, облизывающей гранитные камни искусственного русла. Он вообще не знал, что этот мирный вечер был так важен его затаившейся после странного гадания душе. Он не запомнил себя в нем и очнулся на следующий день в ужасе под мяукающие, орущие, чавкающие звуки тропического леса.

Растопыренная подрагивающая лапка лягушки с круглыми впадинками присосок. Крупным планом.

Платон потянулся к мыши, запутался в каком-то проводке и вдруг ощутил себя в тишине: от его неосторожного движения из уха вывалилась черная пуговка наушника, и теперь яркая лягушка разевала перламутровую полость рта совершенно беззвучно. Платон остановил кадр, увеличил насекомое, поедавшее квакушку, и настороженно осмотрел его на экране монитора. Насекомое раскраской больше напоминало яркий цветок, странная его голова – приплюснутая и с глазами инопланетянина – блестела от лягушачьей слизи, а передние ноги застыли полураскрытыми складными ножичками с зазубренными лезвиями.

Откинувшись на спинку кресла и слегка покачавшись туда-сюда, Платон тяжело вздохнул и огляделся. В ту же минуту, словно подстерегая его желание, в комнату вошел невысокий старичок в белом халате и с гладким розовым лицом ценителя правильного образа жизни. Он церемонно представился.

– Коля Птах к вашим услугам!

– Простите?..

– За что? – тут же отреагировал старичок, взял наушник, валяющийся на столе, и укоризненно потыкал им у лица Платона. Тот откатился на кресле подальше и осторожно произнес:

– Я ваше отчество не расслышал.

– А я его не говорил. Зовите меня просто Коля.

– А как вы меня будете называть? – совсем уж глупо поинтересовался Платон.

– А я вас буду называть Платон Матвеевич, как и полагается. Вы поразительно небрежны, Платон Матвеевич.

– Виноват, – пробормотал тот, скосив глаза на свой выступающий живот, стараясь оценить степень промокания кончика галстука. За все прочие предметы одежды он был абсолютно спокоен, но вот галстук... Его кончик совершенно непостижимым образом полчаса назад оказался в унитазе.