Я бы взяла назад все сказанное мной тогда; в моих словах ведь не было и капли правды. Я бы ни за что не причинила тебе боль. Я никогда не хотела этого. Но тогда я была не в состоянии думать о твоих чувствах. Все мы были слишком эгоистичны тогда, и ты тоже!
– Да, тоже, – повторил за ней Хит.
– Тогда ты поймешь…
– Я все давным-давно понял и простил тебя.
– Тогда что же мешает нам быть вместе сейчас? – спросила она, совершенно сбитая с толку.
– Ну, начнем с того, что я женат.
– Я не стану просить тебя отказаться от брака. Что мне проку от обручального кольца! Я просто хочу быть рядом с тобой. Я останусь здесь и буду рада видеть тебя в любое время, когда тебе этого захочется. Мои объятия всегда будут открыты для тебя.
– Мне они не нужны. После того как я переборол в себе злость, я больше не хотел тебя. – Хит помедлил, ему было неприятно выглядеть грубым и жестоким. Но Рейн сама не оставила ему выбора. – Я перестал думать о тебе.
– Я не верю этому.
– Мне все равно, веришь ты этому или нет, потому что завтра ты уедешь из Бостона.
– Но если тебе безразлично, уеду я или останусь…
– Но Люси не безразлично, вот в чем дело. И если мне придется самому лично погрузить тебя на ближайший пароход, отплывающий из бостонской гавани, или посадить в поезд, я сделаю это. Ты можешь поселиться где угодно, перед тобой весь мир, но только не в Массачусетсе.
– А как же ты? Люцинда не сможет сделать тебя по-настоящему счастливым. Очень скоро тебе понадобится человек, который понимает тебя, кто-то из тех мест, где вырос ты, с кем ты сможешь вспоминать старые дни. Твое прошлое связано не с ней, а со мной.
Хит мог пространно объяснить ей, что прошлое теперь для него мало значит, что Люси хорошо понимает его и что ей удавалось делать его счастливым. Он мог рассказать Рейн, как ему нравится жить здесь, и о том, какое удовлетворение и уверенность приносит ему работа. Но во всем этом было одно-единственное, что ей было просто необходимо понять, для него существовал только один выход – сказать ей о самом важном.
– Я люблю ее, Рейн.
– Когда-то ты любил меня.
– Я был увлечен тобой. Ты мне нравилась. Но то была не любовь. Не настоящая любовь.
– Но для меня она была настоящей.
– Тогда мне остается только жалеть тебя и надеяться, что когда-нибудь ты еще повстречаешь достойного человека. Но у нас с тобой нет шансов. И теперь, когда Люси стала моей, все остальные женщины отошли на второй план.
– На второй план? После нее?
– Да. Можешь не сомневаться в этом.
– Хит… Хит, я не понимаю. – Ее тяжелые ресницы изумленно задрожали. – Что в ней такого? Что она сделала, чтобы заманить тебя в ловушку? Она что?.. – Рейн явно не могла подобрать слов от изумления. – Неужели она красивее меня? Ты так действительно думаешь? Или это из-за того, что ей так нравится говорить с тобой об этой газетенке?
Его взгляд выражал только искреннюю жалость.
– Не знаю, смогу ли я объяснить тебе, ведь это нельзя увидеть, потрогать, ощутить. Боюсь, ты не поймешь. Дело не в том, что и как она делает и говорит, и не в ее внешности, хотя, видит Бог, я не нахожу в ней ни единого изъяна. Иногда людям ничего не нужно делать, чтобы заставить любить себя. Ты просто любишь, и ничто не в силах этого изменить.
Она молча смотрела на скатерть и ничего не отвечала.
Но Хит и без слов прочел в ее молчании ответ. Он знал, что завтра утром Рейн уедет из Бостона.
* * *
Экипаж подъехал к ресторану Паркера одновременно с каретой Люси. |