Затем он подошел к Аннике. Она оцепенела, когда он остановился рядом с ее лошадью и проверил связывавшую ей руки веревку. Пальцы у Анники онемели, а кожа под веревкой покраснела и припухла. Глядя на ее руки, Бак нахмурился. Когда он снова взглянул на нее, Аннике показалось, что в глубине голубых глаз мелькнуло сострадание, но она тут же сказала себе, что этого не может быть. Мужчина, способный так грубо обходиться с женщиной, не будет проявлять никакого сострадания.
Она прикусила губу и подавила дрожь страха, когда он стал развязывать веревку. Он обмотал веревку вокруг луки, затем взял ее руки в свои и, не говоря ни слова, не глядя ей в лицо, принялся растирать их.
Этот неожиданный жест так поразил Аннику, что она отвела взгляд от его рук и стала смотреть на его необычную куртку из оленьей кожи с капюшоном, сшитую, судя по всему, вручную, размышляя над тем, кто же не пожалел времени, чтобы сшить куртку точно по его фигуре. Куртка была оторочена каким-то мехом, мягким и пушистым, который хорошо защищал его от холода. Анника и сама была не прочь оказаться в такой же куртке. Капюшон куртки был поднят, и мех обрамлял его загорелое лицо. Щеки у него покраснели от ветра и холода, глаза казались более яркими, чем ей запомнилось. С такого близкого расстояния она смогла рассмотреть красивые загнутые кверху золотистые ресницы и подивилась тому, что у этого грубого дикаря ресницы, которым позавидовала бы любая женщина.
Она вздрогнула, потому что именно в этот момент он поднял голову и встретился с ней взглядом. Анника обнаружила, что смотрит прямо в его ясные голубые глаза. Осознав, что он отпустил ее руки, она стиснула их.
Он откашлялся.
– Простите за ваши руки. – Он начал снимать перчатки.
Это извинение удивило ее, но в целом ее отношение к нему не изменилось. Ей хотелось закричать на него, сказать, что, если он не хотел сделать ей больно, не следовало стаскивать ее с поезда, но, опасаясь, что ее жалобы разозлят его, она прикусила язык и просто кивнула. Он взял ее правую руку и надел на нее свою перчатку, осторожно натянув ее на все пальцы. Затем проделал то же самое с левой рукой.
– Почему ты не взяла с собой теплой одежды, Алиса? Разве у тебя нет подходящего пальто?
Не утруждая себя более протестами по поводу своего имени, Анника в отчаянии покачала головой.
– Нет пальто? Ха! Да у меня четыре превосходных пальто, и все они находятся в чемоданах, оставшихся в багажном вагоне. Если бы вы прислушались к тому, что я говорила вам в поезде, если бы поехали в Шайенн и выяснили, кто я на самом деле, вы бы знали, что у меня четыре чемодана и три чехла с одеждой, которую я взяла с собой к брату. Но нет, вы предпочли действовать как дикарь и стащить меня с поезда…
Она замолчала, увидев, как помрачнело его лицо. Он сдвинул брови и скрестил руки на широкой груди. Тихо, так что она с трудом смогла разобрать слова, он проговорил:
– Ты обещала, что не будешь жаловаться, если я не выброшу твою коробку с пуговицами.
Анника закрыла рот.
Несколько секунд Бак смотрел на нее, потом отвернулся. Анника спрашивала себя, неужели он окажется настолько жестоким, что все-таки выбросит ее коробку. Он подошел ко второму мулу, быстро отвязал какой-то узел и развернул его. Это оказалось толстое шерстяное одеяло. Подойдя снова к Аннике, он протянул ей одеяло.
– Завернись в него. Нам еще долго ехать, привал мы устроим не скоро.
С этими словами он направился к своей лошади, вскочил на нее, взял в руки поводья лошади, на которой ехала Анника, и двинулся вперед с той же головокружительной скоростью, что и раньше, даже не потрудившись оглянуться и проверить, успела ли Анника ухватиться за свою лошадь.
Анника попыталась поплотнее закутаться в одеяло, не упав при этом с лошади, и наконец ей удалось подоткнуть его под себя. После этого она изо всех сил вцепилась в луку. |