Мама громко заплакала, закрыв руками лицо.

– Боже мой, какой позор. Как я буду смотреть в глаза людям? Что скажут соседи? А школа? Тебя же выгонят… Как же институт? Соня, ты вообще о чем-нибудь думала? Где была твоя голова в тот момент? Разве я этому вас учила? Господи, могла ли я подумать? Даже в страшном кошмаре… Какой позор… – причитала она, продолжала плакать. – Я и представить боюсь, что скажет твой отец? Как мне ему все объяснить? Соня, ответь, на что ты надеялась?

Каждое слово отзывалось во мне громким эхом и вызывало боль и обиду. Очень хотелось сказать что-то грубое или дерзкое. В голове уже созрели ответы, готовые вот-вот сорваться с языка. Может, сказать им, что на самом деле я думала о том, что мой, округлившийся сверх меры живот, вскоре рассосется и все придет в норму. Или лучше сказать, что я ждала, как в один прекрасный день проснусь утром, а его уже нет. Живот сам по себе исчез, подобно миражу в тумане.

Однако строить из себя дурочку было глупо. Я с сожалением посмотрела на маму. Она горько плакала. Чем ее утешить? Все уже произошло и теперь поздно говорить о том, о чем я думала или не думала в тот момент. Конечно же, я думала. Тогда рядом был Борис, и я думала только о нем и полностью отдала ему себя.

– За свои поступки нужно отвечать, – строго сказала тетя.

Я впервые за весь разговор посмотрела ей в глаза. Сейчас тетя Агнесса вызывала у меня довольно противоречивые чувства. В конце концов, Борис ее сын. И почему я одна должна за все отвечать, если мы с Борисом оба виноваты? У меня вряд ли хватило бы ума самой забраться к нему в постель, даже, если бы я и умирала от любви.

– Соня, не молчи, – строго сказала мама. Она подошла ко мне и сильно тряхнула за плечи.

– Я хотела… Я ждала Бориса, – тихо ответила я и опустила глаза. – Он обещал, что мы поженимся.

– Здравствуйте, пожалуйста, – подскочила тетя, как будто ее ошпарили крутым кипятком. – Бориса она ждала! Борис мужчина и находится совсем в другом статусе. Последствия – вот они, – она ткнула пальцем в мой живот, – у тебя, а не у Бориса. Мужчины и женщины, дорогая племянница, этим и отличаются друг от друга. Головой надо было думать, а не другим местом. К тому же, Борису еще рано жениться. Сначала он должен окончить учебу и крепко встать на ноги. Семью нужно на что-то содержать. Это вопрос серьезный и принципиальный. А тебе, Соня, сейчас нужно думать совсем о другом. Ты учишься в десятом классе. О каком ребенке может идти речь? Кстати, ты знаешь, что Борис не приедет домой на каникулы? Они всей группой едут в горы кататься на лыжах, и ему совершенно не нужны сейчас эти проблемы. Пойми, он еще молод и не готов к семейной жизни. А ты, так и, вообще, еще сама ребенок. Боже мой! Ну, натворили, так натворили… – она прижала ладони к щекам и покачала головой.

На кухне повисла гнетущая тишина. По тому, как гневно сверкнули глаза мамы, я поняла, что она думает примерно так же, как и я: виноваты мы вместе с Борисом, а отдуваться приходится мне одной. Однако тетя Агнесса неистово отстаивала интересы сына, и ссориться с ней сейчас маме не было никакого смысла. Я вдруг с ужасом поняла, чего они от меня хотят, и никого на этой кухне даже не интересовало мое мнение. Этот разговор был лишь запоздалым воспитательным процессом. Сейчас все зависело только от тети. Она и только она будет принимать единственно правильное и нужное решение, а мы должны будем ему подчиниться. Похоже, в своих выводах я не ошиблась. Тетя Агнесса встала перед столом и, как суровый судья, совершенно чужим голосом сказала:

– У нас есть только один – единственный выход. Ничто другое мы обсуждать не будем. Сейчас главное, чтобы об этом неприятном семейном деле никто не узнал.