На это Джеки засмеялась.

— Терри, если ты думаешь, что Вильям честно считает, что я знаю больше, чем он, потому что я старше, тогда ты ничего не понимаешь в мужчинах. В каком возрасте твои сыновья решили, что они знают больше о мире, чем ты. потому что ты всего-навсего женщина?

Несмотря на ощущение надвигающегося несчастья, Терри не могла удержаться от смеха.

— В девять, нет, в восемь лет.

— Ладно. Только я утверждаю, что Вильям и я равны, он этого не говорит. Мы равны, потому что я не ищу у него ответов на все вопросы. Когда я вышла замуж за Чарли, я думала, что из-за того, что он старше, он знает все, что можно узнать. Для нас обоих было тяжело, когда я сообразила, что он только человек, такой же, как и мы, грешные. И мы оба хотели вернуть то время, когда я глядела на него в ослеплении, что он может сделать все. Потом доверие и надежда ушли, и ушли навсегда. А от Вильяма я не жду, что он все знает. Мне будет хорошо от его жизненной стойкости и даже молчаливого присутствия во время бурь в моей жизни. Я не идеализирую Вильяма: вижу, что он собой представляет, но то, что я вижу — я люблю. — Джеки засмеялась:

— Ты знаешь, для него само-то даже лучше, что он нравится мне таким, каков он есть, и не должен пытаться стать таким, каким его воображает романтическая девушка.

Джеки почувствовала себя лучше, выговорившись. По мере того, как слова вылетали из ее уст, она все больше и больше убеждалась в истинности того, что говорит.

— Почему это мужчина может быть ребенком в пятьдесят, но быть зрелым в двадцать восемь не может? Все женщины утверждают в один голос, что их мужья требуют больше заботы, чем пара двухлеток, так почему невероятно, что мужчина может быть взрослым в двадцать восемь? Вильям говорит…

Терри поняла, что теряет Джеки, что, в который раз. Джеки делает только то, что хочет она, и посылает остальной мир к черту.

— И мы все знаем, как много чувства у нас в двадцать восемь. — В ее голосе звучал сарказм. — В двадцать восемь меня тянули вниз трое малышей и муж, который не задерживался на работе, зато по части выпивки держался хорошо. А ты в двадцать восемь уже пролетала через горящие сараи.

— Я отказываюсь снижать мужчину до одного показателя — его возраста, — говорила сердито Джеки. — Спросите меня о его надежности, его способности думать в критических обстоятельствах, его доброте, чувстве чести, честности, чувстве юмора, о том, как он заботится о других. Почему это все ничего не стоит, а возраст — это главное?

Терри открыла рот, чтобы что-то сказать еще, но передумала. Она увидела, что бесполезно разговаривать с Джеки — она занята своими мыслями, Терри поднялась.

— Джеки, я просто трачу силы зря. Когда этот мальчик разобьет твое сердце, я помогу тебе все склеить снова.

Это заявление рассердило Джеки.

— Разве обязательно Вильям и я обречены на неудачу, раз я старше его — годами, а не духом?

Терри пошла к двери, намереваясь промолчать, но потом вернулась.

— У тебя на все есть ответы, не так ли, Джеки? Ты везде побывала, все делала, так что, конечно, знаешь все. Могу ли я хоть что-нибудь знать? Я прожила в одном и том же городе, мой муж упорно превращается в городского пьяницу, а дети, без сомнения, проведут зрелые годы в тюрьме. Что может знать такое ничтожество, как я?

— Терри, — начала было Джеки, протянув руку, чтобы дотронуться до нее, но Терри отодвинулась.

— Джеки, если я тебе понадоблюсь, я приеду, — сказала Терри, выходя.

Джеки прижалась к двери и заплакала.

— Ну почему жизнь не может быть проще? — шептала она, заливаясь слезами.