– Хочу, – подозрительно мягко сказал он. – Слушай внимательно: даю тебе две секунды, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову, не то придется дать тебе хорошего пинка под зад!

Дэниэл разжал пальцы, и журналист мгновенно испарился.

На вопрос Дженис, где Меган решила поселиться, она ответила просто:

– Там, где меня никто не найдет.

Она остановила свой выбор на грязных меблированных комнатах в одном из мрачных районов Лондона. Квартира состояла из спальни, одновременно служившей гостиной, крошечной кухни и ванной комнаты размером с почтовую марку. Помещение едва ли больше тюремной камеры, где я отбывала срок, невесело подумала Меган.

Было трудно свыкнуться с нынешним положением: у нее забрали все, чем она прежде так гордилась, – честное имя и, что было особенно больно, ее маленького мальчика, ее сына. Пока Меган не знала, что предпринять, как вернуть отнятое у нее материнское счастье.

В тот же день она попыталась дозвониться бывшему мужу, но безрезультатно: дома трубку поднимала его мать, а в офисе секретаршам строго-настрого запретили соединять босса с его бывшей женой. В промежутках между этими звонками Меган сидела, уставившись в одну точку, и думала, думала, искала выход, чувствуя, как сердце разрывается от боли и безысходности.

Порой мысли Меган путались и перед глазами вдруг всплывало лицо Дэниэла Келлера – жестокое, мрачное. Охваченный пафосом обвинения, он был непреклонен в своем желании уничтожить ее. От ненависти у Меган едва ли не мутилось сознание.

Она включила телевизор, программа новостей как раз передавала ответ Келлера на вопрос журналиста о том, что он чувствует в связи с ее освобождением.

– Ничего.

Его равнодушие потрясло Меган.

– Конечно, еще бы! – в ярости крикнула она его изображению на экране. – Разве тебя волнует чужая боль?!

Но, узнав, что его уволили из полиции, она почувствовала что-то вроде удовлетворения – и тут же с неожиданной для себя горечью подумала: не будь наивной, Меган, как только шумиха уляжется, его примут обратно. В этой истории пострадала одна ты…

Ее первая ночь на свободе была ужасной, Меган преследовали кошмары, и в конце концов, она проснулась от собственного крика. Кто-то из встревоженных жильцов постучал в ее дверь, желая удостовериться, все ли у нее в порядке, после чего Меган не решилась снова заснуть, боясь перебудить весь дом. Ей необходимо было остаться неузнанной, чтобы обрести хотя бы недолгий покой. Так, то и дело задремывая и тут же заставляя себя просыпаться, Меган встретила рассвет.

Была ранняя весна. Но не изумрудно-зеленая, несущая надежду на обновление, а сырая и промозглая, больше похожая на продолжение зимы. Затянутые тучами небеса низвергали на землю потоки воды, которые стучали по подоконникам, хлестали тугими струями в окна, проникали сквозь растрескавшиеся рамы, и тогда на полу в квартирке Меган натекали небольшие лужицы. Дожди все шли и шли… и не было им конца и края. Порой шум падающей воды был так силен, что заглушал остальные звуки.

На четвертый день, вечером, когда Меган уже разделась и собиралась лечь спать, в дверь постучали. Зевнув, она шагнула к двери и замерла – уж не почудилось ли ей? Дождь на время затих, и она совершенно отчетливо услышала стук.

– Кто там? – помедлив, спросила она.

– Миссис Андерсон? – донесся приглушенный мужской голос.

– Кто вы? Если репортер или газетчик, то уходите.

– Нет, я не репортер… – Мужчина колебался. – Я Дэниэл Келлер.

Гнев волной захлестнул Меган, она настежь распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с ненавистным противником.

– Убирайтесь прочь! – яростно выпалила она.