– Ну, мертвая! – крикнул он и протянул лошадь вожжами по провислой от старости спине. – Вот же наказанье… – Снова обернулся и громко, чтобы все слышали, сказал: – Теперь уж скоро. Подъезжаем.

Сзади телеги брели Палыч и Сотников, который о чем-то ему рассказывал.

– Если все пойдет нормально, будем на месте через трое суток, – говорил Сотников. – Получим «капусту», новые документы и отчалим.

– Чта… Чту… Что это за люди?

– Ну, те самые, про которых я говорил. Плюс еще десяток бывших офицеров ФСБ. Или того больше. И какой-то кадр, из которого хотят выжать немного денег. Коммерсант, конечно, может заупрямиться, но чекисты обещали привести с собой мальчишку-инвалида. У него левая рука ампутирована до локтя. Этот пацан по имени Коля – единственный сын того бизнесмена. Нас эта история абсолютно не скребет. Мы получим лавэ раньше, чем они начнут торговаться. Такой уговор.

– Но… На… Нас кинут, – медленно промычал Палыч. – Че… Чи… Чекисты не делятся бо… бабками.

Сотник что-то ответил и засмеялся. Джейн прислушалась, но ветер, изменивший направление, уносил слова к невидимому горизонту, а веки ее снова налились тяжестью…

– Попей, милая, – растянула она в улыбке серые губы. – У тебя жар был. Но сейчас получше.

Джейн хотела улыбнуться в ответ, но не смогла. Припала губами к краю чашки, сделала первый глоток и медленно выпила все молоко.

– Где я? – спросила, отдавая старухе пустую чашку. – И чем так вкусно пахнет?

– Хлебом, дочка, пахнет. Только из печки его вытащила. Хочешь хлеба?

– Очень хочу.

– Тебе горбушку?

Старуха не услышала ответа, потому что Джейн уже крепко спала.

Лайза отправила мужа в гостиницу, чтобы не мешал, а сама ни на минуту не отходила от Джейн. Слушала все разговоры, прижимая к уху трубку параллельного телефона. Когда беседа подходила к концу, взрывалась эмоциями. Обхватывала ладонями голову и кричала в потолок, обращаясь то ли к Создателю, то ли к соседям из верхней квартиры:

– Вот видишь, они не дают мне усыновить ребенка, хотя на моей стороне закон. Их чертов закон тоже на моей стороне. Все говорят так. И юристы, и эти долбаные правозащитники. Но ребенка я не могу забрать.

– Успокойся. – Джейн повторяла банальности, что слышала от отца еще в детстве. – Из любого положения есть выход. Мы обязательно что-нибудь придумаем…

Но Лайза не хотела ничего слушать. Она плакала, пересаживалась из кресла в кресло, бродила по квартире. И снова плакала.

– Каждый раз у них новая причина, – причитала она. – Каждый раз… Они говорят, что ребенку нужно пройти медицинское освидетельствование. Нужно заключение авторитетной комиссии, что у мальчика действительно ампутирована рука. Через месяц нужно еще одно заключение другой комиссии – что ампутированная рука за две недели не отросла. Им нужна справка, что органы ребенка не подвержены регенерации. О-о-о-о!.. Это издевательство! Надо мной, над Cтивом, а главное, над ребенком. Коля за свою короткую жизнь видел столько плохого, что за три жизни не увидишь.

– Послушай меня. – Джейн старалась, чтобы голос звучал ровно. – Я взялась за дело, значит, результат будет. То есть я сделаю все, чтобы результат был. В лепешку расшибусь, но сделаю, что смогу. Ты должна мне верить.

– Ты сама говорила, что больше не поедешь в Россию.