— А в какой не повезло?

— Деталей твоего дальнейшего существования я не знаю.

— Я все-таки одного не понимаю, — задумчиво сказал Лешка. — Ведь я тогда был ничтожеством. Ну, просто тараканом! Не хочу сказать, что я сейчас гигант, но зачем столько усилий, чтобы посадить меня в тюрьму, подставить под статью, отрывать специалиста высокого сексуально-постельного класса от важных дел, чтобы заниматься Ковригиным?

— Тебе это объяснят.

Лешка присмотрелся к дороге и, помолчав, спросил:

— В Каменск, как я понимаю?

— Ты правильно понимаешь.

«А ведь мне эти объяснения не нужны, — подумал Лешка. — Ни в Каменске, ни в невидимом граде Китеже». Ведь достаточно ясно, что его, Лешку, везут на казнь, или, проще сказать, на ликвидацию. За что, про что — можно только догадываться. И никто из друзей не знает про этот его отъезд, и даже понятия не будут иметь, в каком направлении и на каких помойках или в каком омуте искать его хладный труп. Хотя не совсем так. Феоктистов и Рокотов могут предположить, что он поехал в Каменск. Черт побери, надо оставить хоть какой-то след, если к вечеру этого солнечного дня он закончит свою жизнь на земле.

Он попытался изобразить веселую улыбку.

— Ладно, Лана. Хотя бы во имя коротких мгновений, когда нам было хорошо… без фальши хорошо, мне во всяком случае, так вот, ответь честно, если ты еще умеешь это делать: ты везешь меня убивать? Сразу?

Она помолчала, отвернулась и спокойно ответила:

— Не знаю. Не уверена. Такой вариант не исключен… Могу посоветовать тебе быть сговорчивым и покладистым. И, насколько я понимаю, твоя жизнь, как ни странно, может даже стать лучше, много лучше, чем сейчас. И в ближайших перспективах.

Лешка кинул взгляд на километровый столб и заметил:

— До Каменска двенадцать километров. Мы едем туда?

— Наверное. За дорогу отвечает водитель первой машины. У каждого свои обязанности.

— Ты меня выманила из дому. А еще в чем твои обязанности?

— Следить, чтобы ты не выпрыгнул из машины.

— Надо понимать, у тебя оружие?

— Газовый баллончик. С боевым отравляющим газом. Но не надо до этого доводить. Хоть ты и везучий человек, но у каждого своя мера везения. Свою ты, пожалуй, уже исчерпал. — И неожиданно закончила с горечью: — На кой черт тебя еще дернуло лезть в эту Госдуму?! Жил бы себе, да жил!

Он подумал с минуту, насмешливо отметил, что ответ прозвучит высокопарно, но удержаться не смог:

— Генетически и исторической волей судьбы я от рождения приговорен к борьбе за власть! Это мой рок. И ничего тут не поделаешь. И ты, наверное, тоже приговорена быть профессиональной, специализированной шлюхой. Ты что-нибудь еще умеешь делать? Шить, скажем, вязать, нянчить детей? Ведь медсестра, переводы с финского — это вранье.

— Я умею делать свое дело. И делаю его, как ты убедился, неплохо.

Хватит разговоров, подумал Лешка, разговоры уже ничего не прояснят. Что она могла сказать и что знала, то сказала. Вот уже и мост через Каменку. И «УАЗ» поворачивает вправо, к поселку «Солнечный»! Это означало, что пора было подумать о безопасности своей шкуры. Через два-три километра они должны войти в рощу, и это единственное место, где был хоть какой-то шанс вырваться из схемы, созданной другими. Вырваться надо. Даже корова мычит и упирается, когда ее волокут на бойню.

— Подъезжаем? — нервно спросил Лешка.

— Насколько я знаю, да.