— До свидания, — сказала девочка.
— Я зову ее так с первого дня.
Ответить на это Лешка не сумел. Молча смотрел, как они вышли из зала и дверь за ними закрылась.
Он сел к столику, вылил остатки вина в бокал и выпил его залпом.
Звякнул телефон, и Лешка, поколебавшись, снял трубку.
Наталья Васильевна сказала весело:
— Значит, общий вывод такой. Все понимают, что решение для тебя сложное, думай до утра. А потом, в зависимости от твоей позиции, будем решать мы. Хотя наши предложения ты знаешь. Третьего выхода на этот раз не будет. Ты знаешь чересчур много. Знаешь все. Утром свое решение сообщишь мне — Большой майор уехал.
— Ясно, — ответил Лешка и положил трубку.
Охранник с автоматом уже стоял в дверях и делал Лешке знаки на выход.
Его вернули в ту же кладовку, но в ней произошли перемены, появились диван с подушками и пледом, маленький японский телевизор, на столе — добротная закуска и несколько бутылок.
На этот раз охранник запер дверь, лязгнув замком, и через секунду стало тихо, как в могиле.
Время шло медленно, словно растягивалась мягкая резина.
Лешка глянул на часы. Без четверти семь вечера. До рассвета около полусуток. За это время никто не хватится его разыскивать, да и к чему — если даже и найдут, то это ничего не решит.
Лешка растянулся на диване, прикрылся пледом, не мигая, уставился на свет лампочки без абажура под потолком и медленно стал прокручивать в памяти прожитые годы. Он знал, что завтра его дни кончатся. Свет лампочки слепил глаза и становился то красным, то режуще зеленым, а потом сгустился, и все закрыла темнота. Никакого решения он и не думал принимать. С горечью вспомнил Вово Раздорского, все и вся продавшего за деньги и заграницу, с еще большим отчаянием — Саньку Журавлева, который жил бок о бок с человеком, предающим его каждый день, вспомнил глупого пропойцу Авдюшко, умершего неизвестно за что, всплыло развороченное пулей лицо Ланы, выплыло из темноты кинжальное, безгубое лицо Араба, а потом исчезло и оно, а откуда-то издалека послышался серебряный звук Алькиной трубы.
Сквозь забытье он услышал, как заскрипел замок в дверях, но не повернулся, пока не почувствовал, что человек вошел в кладовку, тронул его за плечо, и сиплый голос произнес:
— Ты мой партийный билет доставил?
Лешка сел.
Кологривов стоял перед ним в сапогах, брюках и офицерском мундире со споротыми погонами.
— Принес.
— Давай.
— Он у меня не здесь.
— Давай! — прохрипел Кологривов. — Взамен получишь жизнь и свободу.
Лешка увидел, что в руке старик держит тяжелый пистолет ТТ.
— Я же сказал, что не здесь. Я его спрятал в роще. Когда на меня напали.
Глаза из-под косматых бровей недоверчиво сверкнули.
— Не врешь?
— Зачем врать? Пойдем, найду. Там и мои документы.
— Пойдем, — сказал Кологривов. — Шагай впереди. И не дури.
— Нет смысла.
Они вышли из кладовки, и Кологривов чуть подтолкнул Лешку, указывая направление.
Лешка посмотрел на часы. Было около одиннадцати. Значит, на дворе поздние июльские сумерки.
Переходы в церковном подвале были едва освещены несколькими жалкими лампочками. У лестницы наверх, на каменном полу Лешка неожиданно увидел тело вислогубого охранника. Тот лежал спиной на своем автомате, раскинув руки, и голова его была разбита страшным ударом в висок.
Понятно. Кологривов начал свои действия, — тоже, видать, предельно ожесточенные и решительные, неясные для Лешки. Лешка сделал вид, что труп охранника его ничуть не взволновал, и Кологривов прошел мимо, будто мертвяк с проломленной головой был всего лишь деталью в интерьере. |