Сергей Вольнов. Приговорённые к войне
Вечный Поход – 2
Воин света умеет узнавать безмолвие, предшествующее решающей битве… И кажется, будто безмолвие это говорит: «Всё замерло и остановилось. Не лучше ли забыть о битве и развлечься?» Неопытные бойцы в такие минуты выпускают из рук оружие и жалуются, что им тоскливо.
Воин чутко вслушивается в тишину, зная, что где-то что-то вот-вот произойдёт. Он знает, что разрушительные землетрясения приходят без предупреждения. Ему случалось бродить по ночному лесу, и он помнит эту верную примету: если не слышно зверей и птиц, значит, опасность близка.
И покуда другие ведут беседу, воин до совершенства доводит своё искусство владеть мечом и не спускает глаз с горизонта.
Пауло Коэльо, писатель, мир Земля
Воин знает, что ангел и демон оспаривают его руку, держащую меч. «Ты ослабеешь, ты не сумеешь узнать нужный миг. Ты боишься», – говорит демон. «Ты ослабеешь, ты не сумеешь узнать нужный миг. Ты боишься», – говорит ангел. И воин изумлён – оба говорят одно и то же.
«Давай, я помогу тебе», – продолжает демон. И ангел произносит: «Я тебе помогаю». И вот тогда воин постигает отличие. Слова одинаковы, да только разные уста произносят их. И тогда воин выбирает руку своего ангела.
Пауло Коэльо, писатель, мир Земля
Книга первая
Эволюционная война
И упала повелительно рука тысячника первой ударной тысячи, срывая с места конную лаву. И оказалось, что есть в степи нечто пострашнее безжалостного, съедающего тела по чуть-чуть зноя, – кровожадная ярость кочевников, не сумевших поделить бескрайнее место под солнцем.
Алексий Ганимедянин, летописец, XXII век н. э.
[1]
…в эту ночь Хасанбек так и не сумел заснуть. Темник Чингисхана сидел на траве, скрестив ноги, и неотрывно смотрел на пламя костра. Что видел он? Спроси – не ответит.
Давно прошли молодые годы, когда мечталось удалому оролуку о многом… В подрагивающем пламени лагерных костров, разжигаемых ночами, во время бесчисленных военных переходов, его воображение рисовало объятые огнём города врагов.
В игре огненных языков чудились манящие к себе женщины-инородки, тучные стада лошадей и скота, драгоценности, сокрытые в мареве распростёршихся впереди степей. Земли, не завоёванные ещё, но – обречённо ожидающие, дабы разделить участь покорённых, оставленных позади.
Однажды и навсегда, бесповоротно ступил он на военную тропу. Как-то летним рассветом ушёл из родного улуса, чтобы больше уже никогда не вернуться надолго. Лишь изредка навещал он край, где родился…
Давно уж нет юного оролука* Хасана. Растворился во времени. Выветрился по частицам. И превратился с годами в Хасанбека. Не витязем-одиночкой судилось ему стать, а непобедимым полководцем, слава о котором не разлеталась далеко лишь потому, что пребывал он в тени нетленного имени Чингисхана, потрясшего Вселенную.
Командиру ханской гвардии виделось в огне костров совершенно иное…
Вчера, например, представлялось Хасанбеку, как входит он в это пламя, нежданно взметнувшееся до небес. Входит, очищается от налипшей за все прошедшие годы скверны, и становится бесплотным. Взлетает над бескрайней равниной и парит. Парит. Парит… Бесконечно. Невесомо, как облако. Плывёт над родной степью, различая знакомые фигурки.
Вот мама. Кричит вслед ему – малышу, что бежит вдогонку за барашком… Вот сам малыш, совершенно уверенный, что он уже багатур…* Вот стоит на пригорке ненаглядная жена Алталун, приложив ладонь к глазам, высматривает его из затянувшегося похода… И вот – тузят друг друга Усун и Джалаир, два маленьких сына-увальня…
Промелькнуло перед взором. Угасло. И снова вспыхнуло, но уже пламенем костра. |