— Я доложу ему о вас, но это будет против его приказаний.

Я не видал моего дяди с самого детства и теперь не мог припомнить его; с кузинами же и теткой я никогда не встречался. Через минуту слуга вернулся с ответом, что меня просят войти в библиотеку. Там я увидел лорда Привиледжа, сидевшего на своем обыкновенном месте, и какого-то высокого джентльмена, в котором я тотчас узнал своего дядю, по сходству его с моим отцом.

— Вот он — этот молодой джентльмен, милорд, — сказал мой дядя, строго глядя на меня.

— Что? Где? О, да, помню! Так вы, дитя, дурно ведете себя — очень жаль. Прощайте.

— Дурно веду себя, милорд? — возразил я. — Я этого не знал за собой.

— Правда, племянник, слухи очень неблагоприятны для вас, — сухо заметил дядя. — Кто-то наговорил о вас дедушке. Теперь он очень недоволен вами. Но я об этом ничего не знаю.

— Значит, какой-то негодяй оклеветал меня, сэр? — сказал я.

При слове «негодяй» дядя мой вздрогнул, потом, оправившись, произнес:

— Чего вам нужно от лорда Привиледжа, племянник? Я полагаю, что это посещение не без причины?

— Сэр, — отвечал я, — во-первых, я посетил лорда Привиледжа с тем, чтобы поблагодарить его за доставление мне патента лейтенанта, а во-вторых, чтобы попросить его похлопотать о месте для меня: он может сделать это одной строкой.

— Я не знал, племянник, что вы стали лейтенантом; но я согласен: чем скорее вы будете в море, тем лучше. Милорд подпишет письмо, сядьте.

— Вы позволите мне самому написать, сэр? Я знаю, о чем просить.

— Хорошо, и подайте мне его, когда напишете.

Я был убежден, что единственная причина, заставившая дядю содействовать в поиске мне места, было желание избавиться от меня и мысль, что на море я подвергнусь большим опасностям, чем на суше. Я взял лист бумаги и написал:

«Милорд, осмеливаюсь просить Ваше сиятельство соблаговолить определить при первой возможности подателя этого письма на какой-нибудь корабль; мне желательно видеть его при месте.

Остаюсь Вашего сиятельства и т. д.»

— Как! Вы даже имени своего не упомянули?

— Этого не нужно, — отвечал я, — отдам его лично и надеюсь таким образом скорее получить место.

Письмо положили перед милордом для подписи. С трудом могли растолковать ему, что нужно делать: старый джентльмен, казалось, еще больше выжил из ума с тех пор, как я видел его в последний раз. Я поблагодарил его, сложил письмо и опустил в карман. Он случайно поднял на меня глаза и внезапно проблеск воспоминания мелькнул в них.

— А, дитя, так вы бежали из французского плена — гм! А как поживает ваш друг? Как его зовут-то?.. А?

— О'Брайен, милорд.

— О'Брайен! — вскричал мой дядя. — Так он вам друг? Стало быть, это вам я обязан шпионством за мной и сплетнями, тщательно распространенными обо мне но Ирландии, сделками с моими слугами и прочими дерзостями?

Я не решился совершенно опровергать истину. Внезапность раскрытия наших интриг смутила меня.

— Я никогда не связываюсь со слугами, сэр, — отвечал я.

— Может быть, — возразил он, — вы поручаете это другим. Я разоблачил все ваши интриги, после того как этот мерзавец уехал в Англию.

— Если вы слово «мерзавец» применяете к капитану О'Брайену, сэр, то я, от его имени, осмелюсь противоречить вам.

— Как вам угодно, сэр, — отвечал мой дядя, — но вы очень обяжете меня, оставив немедленно этот дом и отказавшись от всяких ожиданий как от нынешнего лорда Привиледжа, так и от будущего, исключая вознаграждения, которое вы заслуживаете своим поведением.