До заката оставалось около часа.
Я молилась и смотрела на окрашенное багровыми всполохами ясное безоблачное небо.
Да, конечно, конец марта — уже не совсем сезон, но, может быть, нам повезет… должно повезти.
В центре деревушки, что норвеги именовали коротким словом «by», на центральной площади стояла небольшая сцена, на которой выступал местный фольклорный ансамбль. Женщина в зимней куртке и вязаной шапке с оленями пела на старо-исландском языке, с переводом которого стопорился даже лабораторный браслет. Виноват в том был то ли акцент певицы, то ли неправильно произнесенные ей слова, ясно было лишь то, что напев рассказывал о неком корабле, попавшем в шторм у северных скал, а вот что именно произошло с моряками, осталось загадкой.
Темно-красный деревянный домик — удобный, оснащенный всеми современными удобствами коттедж, что мне удалось арендовать — находился на самом краю Тромсё, практически на отшибе, куда свет от городских окон и фонарей уже не долетал.
Тем лучше.
Зачем мы здесь? В чем смысл? Почему именно в этом месте? Я была благодарна за отсутствие подобных вопросов. Команда доверяла мне безоговорочно: если Бернарда решила, что следующим пунктом должен быть именно этот, то так тому и быть.
Спасибо им.
Лишь бы нам в эту ночь повезло…
От нечего делать поджарили на мангале во дворе купленные в магазине сосиски, попробовали местного, оказавшегося очень неплохим, пива, а через часок легли спать — сказалась усталость долгого дня.
Но даже тогда, когда шорох и возня в темных комнатах затихли, и коттедж наполнился размеренным тихим храпом, я продолжала смотреть в окно.
Природа, ну, пожалуйста, не подведи!
Над пологим холмом, покрытым елями, неторопливо плыла луна.
3:15 утра.
— Встаем! Ребята, встаем, одеваемся и выходим на улицу! Все, мигом! Давайте, собирайтесь-собирайтесь!
Недовольное ворчание прерывалось шорохом натягиваемой одежды.
— Куда одеваемся? Зачем?
— Блин, четвертый час, Ди, может, поспим?
— Одевайтесь!
Они нехотя оделись, обулись и сгрудились у двери. Взирали хмуро, молча спрашивая: «И нафига?»
— А теперь на выход. Как только выходим, смотрим на небо. Давайте-давайте, в темпе, я не знаю, сколько оно продлится.
Толкнув деревянную дверь, первым наружу вышел Баал, а сделав шаг, застыл с задранной вверх головой. Остальные недовольно заворчали.
— Ну, ты уже подвинься…
— Чего там такое?
— Мы тоже хотим посмотреть!
Я протиснулась мимо Карателя и улыбнулась. Вот теперь можно ликовать!
Каждый, кто, обходя Регносцироса, выходил на улицу, мгновенно, словно по взмаху волшебной палочки, застывал, поднимал лицо к небу и превращался в зачарованную магическим видом статую. Через минуту неподалеку от крыльца стояло семь мужчин с одинаковым выражением лица: распахнутые глаза, распахнутый рот и отражающиеся в зрачках зеленоватые всполохи. Лишь вырывались наружу клубящиеся облачка пара, да скрипел под подошвами снег.
С минуту или около того никто не мог произнести ни слова — на темном небе, растянувшись от горизонта и до самых макушек, застыло в своем великолепии северное сияние.
Слоистое мерцание, магическая пыль, свет, порожденный космосом — невероятное, завораживающее зрелище. Ощущение свершившегося чуда — смотри на небо и загадывай, что хочешь, все мысленно попрошенное в такой час обязательно исполнится. Истинная магия.
— Ди, что это?
Силуэты деревьев, застывшие темными лапами на фоне желтоватых и местами розоватых всполохов. Зеленый все же преобладал. Ленты свечения медленно перетекали из одной в другую и меняли форму — простоишь часами и все равно не сможешь оторвать глаз. |