Дэйн, научившийся управлять браслетом, нажал несколько кнопок и хохотнул в кулак, Баал посмотрел на него и покачал головой. Оголодавший до волчьего состояния Рен принялся нетерпеливо разматывать завернутые в салфетку столовые приборы.

*****

Оказывается, я отвыкла от ночных клубов.

А в этом, густо напичканном людьми, было шумно. Вращающиеся лазерные установки, развешанные по углам, превращали перегруженный танцпол то в кроваво-красный аквариум, то в цветастый пруд с хаотично двигающимися и подпрыгивающими силуэтами, в котором по росту выделялись три: методично выводящего рваные пассы Дэйна, перед которым извивались сразу три девушки, качающего в такт трансовому ритму головой Баала — теперь его волосы были распущены, придавая знакомый демонический вид, и широкоплечего Канна, поддержавшего друзей своей компанией.

Остальные были чуть повыше или пониже, но рядом с этими тремя однозначно казались хоббитами. За исключением одной из дам, со змеиной грацией извивающейся перед снайпером.

Эх, знала бы ты, девонька, кого пытаешься соблазнить…

Пробираясь из туалета к столику, за которым в хламину надирались разошедшиеся после медовухи коллеги из спецотряда, я краем глаза приметила сидящего у барной стойки Лагерфельда. Перед ним, помимо бутылки с какой-то темной жидкостью, стояли две фифы, одетые в короткие юбки и обутые в ботфорты. Видимо, Стивен приглянулся сразу обеим, потому что девушки, размахивая руками с длинными ногтями, пытались перекричать не только музыку, но и друг друга. Медик рассеянно кивал.

Точно балаган…

Что-то в этом клубе было иначе, не так, как в увеселительных заведениях Нордейла. В воздухе ощущались эмоциональный сумбур, безбашенность, слишком веселая неестественная кичливость и разнузданность, в отчаянной попытке уйти от повседневной жизни. Глотнуть хоть немного воздуха, драйва, оторваться, пока живой, что-то запомнить. Здесь присутствовало чувство опасности и хаотичное переплетение случайно столкнувшихся судеб.

Кто-то уйдет отсюда с фингалом; кто-то не получив вожделенного кайфа, унеся домой ту же тоску, которую принес с тобой; кто-то уедет на такси с незнакомцем, который наутро окажется женатым семейным человеком и скажет: «я позвоню», чтобы никогда не позвонить…

Здесь, в этом мире, никто не контролировал стечение обстоятельств. Или же контролировал, но по какой-то своей схеме, непонятной мне.

Почему-то всего этого я не замечала раньше, но теперь, после жизни в Нордейле, где в воздухе разлито умиротворение, негативные эмоции приглушены, а люди более спокойны, разница стала очевидна. Здесь старели, здесь умирали, здесь постоянно старались что-то успеть, но не знали, что именно. Кусочек счастья? Хорошую работу? Женщину, которая бы смогла родить достойных отпрысков и не пилила по утрам; мужчину, сумевшего устроиться в жизни? Устроиться зачем, для чего? Здесь пытались дожить до старости так, чтобы остались хоть какие-то греющие душу воспоминания и не тяготило чувство упущенного, несделанного.

Да, время — жестокая вещь. Оно накладывает рамки и неимоверно взращивает желание чего-то хотеть. Потому что можно не успеть… потому что в итоге никто не успевает, потому что этот мир — проходная точка, где люди учатся испытывать эмоции, учатся быть счастливыми.

Многие проваливаются.

Пробираясь сквозь попадающиеся на пути тела, я в какой-то момент натолкнулась на парня, преградившего мне дорогу. Расслабленная вялая улыбка, стеклянные глаза, глуповатое — для него, наверное, счастливое — выражение лица.