В тот миг, когда я издал свой первый в этой жизни крик, моя матушка последний раз улыбнулась мне, и тут же с улыбкой на многострадальном лице предстала перед господом, так и не успев приласкать меня своей грудью.

— Карло, Карло она что умерла, — заорал в истерике Сизый Нос и стал трясти мою мать, стараясь вернуть ее к жизни. Но Мария молчала. Ее рука упала с кровати, а улыбка счастья и облегчения навеки застыла на ее лице.

Карло хмурый, словно туча стоял в голове моей мертвой матери и, приложив руки к груди, шептал какую-то молитву. Его состояние можно было понять. Смерть проститутки в его доме даже от родов, не могло принести ему ничего хорошего. Вызывать карабинеров в такой ситуации просто не представляло возможным.

— Что будем делать Карло? — причитал Джузеппе, глядя на моего будущего папашу, словно побитая собака. — Она умерла!

— Так, ребенок пусть останется у меня, а от тела сеньоры Марии, надо избавляться. Я не могу допустить, чтобы в моем доме копались карабинеры, которые только и мечтают, как взять меня за задницу и засадить за решетку по решению суда города Лос-Анджелес. Ты сеньора Сюзанна, ничего не видела и ничего не знаешь, — сказал Карло, и так убедительно вручил акушерке пачку стодолларовых купюр, что та встала перед ним на колени.

От такой щедрости Сюзанна, стояла, словно перед иконой святого Януария, и страстно целовала его в бриллиантовый перстень, давая клятву молчать до самой смерти. Баба есть баба, и даже эта клятва, данная моему папе, не удержала ее от соблазна через восемнадцать лет поведать мне о дне моего рождения.

Ближе к полуночи за бездыханным телом моей мамочки на дорогом «Мерседесе» приехали верные друзья папы Карло. Завернув ее в персидский ковер ручной работы, в ту же ночь ее тело они предали воде средиземного моря в семи милях от города, чтобы ни кто и никогда не узнал где ее могила. Чтобы мама часом не всплыла, к ней привязали здоровенный электрический мотор, который звучно булькнув, утянул на дно мою мать и бывшую портовую проститутку Мария Полено, память о которой утонула тогда вместе с ней.

Именно так я и появился на свет в доме Карло «Шарманщика», который дал мне жизнь и который на всю эту оставшуюся жизнь стал для меня настоящим отцом. За смерть своей матери я на него зла не держу по причине его непричастности к ней. Он сделал все, чтобы спасти меня любой ценой.

Мое детство в Палермо было безоблачным. Отец назвал меня Пинокио и видел во мне продолжателя не только своего рода, но и того дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Еще с самого младенчества я рос, прикрывшись авторитетом моего папы Карло, и ни кто даже пальцем меня не смел, тронуть меня, опасаясь страшных разборок, о которых по городу ходили легенды. По своей любознательности, я с детства торкал свой нос не в свои дела, за что получил в семье прозвище Буратино, а среди друзей я был Бур. Веселый добрый Бур, который любил настоящие приключения.

Папа Карло жил под чужой фамилией в достойном особняке элитного района Палермо. Ему удалось вовремя и незаметно сбежать от репрессий американского ФБР, когда в одну ночь по всей Америке были арестованы сотни членов клана Дженовезе, к которой относился папа Карло. «Шарманщик», как прозвали его друзья, был в семье главным хранителем всех денег и в отличии от многих не пользовался калькулятором при их пересчете наличности, а довольно умело управлялся со счетной машинкой под названием «Феликс», которая была похожа на старинную шарманку. Как удалось «Шарманщику» избежать ареста было никому неизвестно, но исчез он с огромной по тем временам суммой в несколько десятков миллионов долларов. Куда исчезли эти деньги, ни кто не знал. Вся жизнь папы Карло и моя, скрыта покровом тайны, о которой я и хочу поведать в этой книге.