Одним словом, пришлось мне самому в своей черепушке создавать сценическое платье для Гали. Кто-то взглядом раздевает девушек, а я смотрел на фотографию Галки и мысленно одевал её.

Так что, если кто надумает обвинить меня в том, что я у какого-то модельера украл идею, пускай смело отправляется в пеший эротический тур. Я сам придумал и материализовал для своей девушки сценический наряд. Всё сам сотворил, начиная с платья и туфель, а закончил янтарным гарнитуром, состоящим из перстня, серёжек и цепочки с кулоном. Ну, не хотелось мне, чтобы девушка дебютировала на телевидении в том, что шьётся на фабриках, а на пошив в ателье уже нет времени.

Правда, с первым платьем я немного накосячил, поскольку не подумал о том, как в него Галя будет влезать и вылезать. Это трикотажную футболку при желании можно через задницу надеть и снять, а с плотной тканью такой фокус не пройдёт. Пришлось ещё одно платье материализовать, только предварительно продумав на нём еле заметную застёжку-молнию.

— Гоша, избавься от этого компромата, — отдал я миньону неудачный опытный экземпляр, — Не хватало ещё, чтобы его Галя случайно в моём доме нашла.

— И куда я его дену? — повертел в руках домовёнок мой неудавшийся экспериментальный образец, — У нас даже пугала нет, чтобы его в эту одежду нарядить.

— Хочешь сказать, что в придуманное мной платье только пугало можно наряжать? — медленно развернулся я к домовёнку. Примерно так же, не спеша, обычно танковая башня поворачивается в поисках цели.

— Не ищи в моих словах скрытый сакральный смысл, — прижал платье к груди Гоша, — Я только хотел сказать, что выкидывать такую красоту жалко, а в огороде воробьи настолько культурные, что им даже пугало не нужно.

— Гоша, если б я это платье достал из каталога, то я его в этот же каталог и вернул бы, — постарался я как можно спокойнее донести свою мысль до мелкого Плюшкина, — Я сказал, избавься — значит избавься. Что непонятного в моей просьбе?

— Всё. Понял, — направился насупившийся домовой в сторону кухни, — Считай, что этого платья никогда не существовало.

Занятная история с подготовкой к моему дебюту на Советском телевидении получилась. Мало того, что Тухманов заставил меня срочно прибыть в столицу с готовыми партитурами двух песен для целого эстрадно-симфонического оркестра, так ещё и дирижёр этого коллектива — Юрий Силантьев — на следующий день попросил меня сыграть на синтезаторе во время записи инструментала песни «Олимпиада».

Как я уже говорил, синтезатор — это не столько клавиши, сколько всевозможные звуки, которые можно на этом инструменте накрутить, да ещё и на ходу ими звучание подработать. Их-то как раз и не смог повторить клавишник оркестра, несмотря на то, что его инструмент был не хуже, чем у меня.

— Валера, сыграйте сами на клавишах, — обратился Юрий Васильевич, заметив моё присутствие в тон-студии, где оркестр записывал минусовки песен для очередной передачи из цикла «Песня-79», — Какой смысл пытаться повторить Ваш звук, если Вы сами можете исполнить партию на синтезаторе.

— Маэстро дело говорит, — поддакнул сидевший рядом со мной Давид Григорьевич, — Оркестру помимо «Олимпиады» ещё несколько вещей нужно успеть записать. Так что глупо терять время на попытки подобрать твоё звучание.

В принципе, и Силантьев, и Тухманов правы — студийное время очень дорого. Это у себя дома или на репетиционной базе вы можете хоть до посинения крутить ручки синтов, эквалайзеров и прочей аппаратуры в поисках нужного вам звучания.