— Надеюсь, они будут еще живы, — злорадно усмехнулся Корявый.

Да, так и случилось. По завершении этой варварской операции отважные сердца все-таки слабо бились, легкие кое-как дышали. Мерзавец, упиваясь ненавистью, ждал, когда жертвы очнутся. Моряков перенесли в большой дом, служивший складом для оружия и запасов провизии, и положили на циновки. Вокруг тотчас образовалось тройное кольцо вооруженных пиратов. Со всех сторон бежали любопытные малайцы, чтобы не пропустить ни одной детали предстоящего спектакля.

Ник Портер, лейтенанты и Корявый сидели перед захваченными в плен матросами, к которым постепенно возвращалось сознание. Чтобы ускорить события, принесли раскаленные прутья. Палачи-добровольцы поспешили продемонстрировать свое усердие перед хозяином и бросились прикладывать орудия пыток к ногам несчастных.

Кожа распухала и лопалась. Послышались стоны. Вместе с чувствительностью возвращались жизнь и разум. Моряки поняли, что пропали.

Однако отважные люди, не раз видевшие смерть в лицо, оставались спокойными и невозмутимыми, чем сильно раздражали пиратов. Ни крика, ни жалобы не сорвалось с их уст. Гордые и непреклонные, моряки прямо и открыто смотрели на врагов. Казалось, их не волновала драма, участниками которой им предстояло стать.

Корявый сказал Нику Портеру:

— Баста! Я могу одним словом лишить их этой уверенности.

Урод посмотрел на своего прежнего командира и товарищей с выражением жуткой ненависти, которая сделала его лицо еще более безобразным.

— Похоже, — добавил пират, — у тебя есть, что им рассказать. Давай! Результат будет интересным!

Корявый больше не мог сидеть на месте. Он вскочил, стал жестикулировать, потом сложил руки на груди, побледнел, покраснел и, наконец, произнес:

— Капитан Марион, ты узнаешь меня… и, конечно, ты, Татуэ?

Ответа не последовало. Никто даже не взглянул в его сторону.

— Похоже, нет. Сейчас я назову имена, которые теперь уже не ваши, а беглых каторжников из Гвианы. Ты, Марион Пьер-Андре, был номером двести двенадцатым, а ты, Франсуа Бушу, по кличке Татуэ, номером двести четырнадцатым для всей славной администрации колонии. Ну что, узнали меня?

— Нет! Не может быть!

— Да, это я, господин Перно. Уважаемый замечательный господин Перно, ваш бывший охранник, который шаг за шагом преследовал вас с самого побега и который привел вас сюда.

Марион побледнел и закачался, как будто получил пулю в сердце. Татуэ поддержал друга за локоть и прохрипел:

— Я подозревал, тысяча чертей! Эх, Корявый, Корявый! Твоя отвратительная физиономия не могла принадлежать никому, кроме грязного пьянчужки из Сен-Лорана, которого презирали даже каторжники.

На губах негодяя появилась злобная усмешка, и он продолжал:

— Я знал, что заставлю тебя заговорить. Правда глаза колет!

Вдруг высокий голос юноши перебил его.

— Ты лжешь, мерзавец. — Кок Галипот вступился за друга. — Капитан Марион невиновен. И ты это прекрасно знаешь. Я был юнгой на «Пинтадине», когда свершилось ужасное преступление, и виновный находится здесь. Вот он, Ник Портер! Клянусь Богом и честью!

— Правильно, матрос! — закричал Боб Хариссон. — Капитан, мы вас знаем и уважаем! Не унижайтесь, не отвечайте им! Теперь мы поняли, чего стоит Корявый. Он — дважды предатель!

— Говорите, говорите, господа правдолюбцы! Не стесняйтесь!

— Повторяю, — продолжал артиллерист, — ты предатель, потому что предал своего командира, и трус, потому что хотел выместить злобу на детях, а сейчас оскорбляешь пленных.