— Давай, малыш, не бойся сделать мне больно, режь глубже, — приговаривал он. К счастью, лезвие было острое, как бритва. Кровь потекла сильнее. Ребенок отложил инструмент в сторону и сказал:

— Все. Теперь надо высасывать яд.

— А ты не отравишься?

— Упаси Бог! Если нет трещин на губах, то не должен.

Горбуну было не очень приятно прикоснуться губами к кровоточащей ране. На секунду мальчик закрыл глаза, потом, преодолев отвращение, взялся за дело. Он высасывал кровь, тщательно сплевывал, снова наполнял рот и снова сплевывал.

Солнце поднялось и палило нещадно. Видя, что брат выбивается из сил, Элиза подошла и тоном, не терпящим возражений, сказала:

— Теперь моя очередь.

Без колебаний девочка наклонилась к потному, дурно пахнущему телу и вдруг услышала сдавленные рыдания. Незнакомец плакал. Растроганный поведением детей, он шептал:

— Мои милые… Ангелочки мои…

Прошел час. Кровь уже больше не сочилась из раны. Теперь надо было подождать некоторое время, чтобы узнать, сколько яда попало в организм и выживет ли человек. Маленькие спасатели сделали все что могли и вернулись к трупу матери. Снова на глазах сирот появились слезы. На лице умершей сидели мухи. Дети прогнали их и покрыли тело женщины листьями и цветами. Когда траурная процедура, занявшая несколько часов, была закончена, брат и сестра присели немного отдохнуть. Стоны, услышанные сквозь шум листвы, заставили их подняться и побежать к тому месту, где в тени банана они оставили бродягу. Казалось, тот лежал без сознания. Дыхание то и дело прерывалось, на губах появилась пена. Неужели их старания были напрасны и силач умрет, а они вновь останутся одни посреди джунглей?

ГЛАВА 3

Похороны. — Топкая саванна. — «Прощай!» — «В дорогу!» — Капустная пальма. — Воспоминание о Людоеде. — Последний этап. — «Сдаюсь!» — Суд. — Отец и дети. — Смертный приговор.

Кризис длился минут пять. Долгие мгновения дети стояли около незнакомца и ждали. Тот лежал неподвижно, затем зашевелился, и страшная рвота сотрясла его тело.

Вскоре силачу стало легче: на лбу выступили капельки пота, на лице появился румянец. Постепенно приходя в сознание, он вспомнил все, узнал маленького горбуна и его сестру и прошептал:

— Малыши, кажется, я спасен… С вашей помощью! Чувствую, опасность миновала, только я мокрый, как курица, и очень хочу пить!

Элиза сбегала к ручью и принесла воды, а Гектор в это время приподнял голову больного. Девочка поднесла кружку ко рту грубияна, ласково приговаривая:

— Попейте, господин, вам станет легче! — Ее нежный голос показался ему мелодичной бенгальской песней.

— Мой маленький ангел, пара глотков — и я буду на ногах! Вы вернули мне жизнь!

— Тем лучше, — уверенно произнес маленький горбун.

— Да, мой отважный спаситель. Тем лучше для меня и тем более для вас. Ведь вы остались одни, и, похоже, вам придется нелегко. Я помогу вам, отныне я — ваш должник на всю жизнь, не так ли?

— Так, господин.

— Не называйте меня господином, это слишком благородно. Зовите просто Татуэ. Это единственное имя, под которым меня здесь знают. Договорились?

— Да, господин… то есть Татуэ.

— Ну вот и ладненько! Теперь я в вашем распоряжении. Хотите, буду вашей игрушкой или сторожевым псом? Вообще-то я не очень хороший человек, но теперь просто не узнаю́ себя.