— Все это очень правдоподобно. К несчастью только, когда баронессу арестовали на постоялом дворе, куда вы прибыли до нее, она заявила, что приехала для свидания, которое вы ей там назначили. Свидание, по-видимому, имело целью нечто очень важное. Заметьте, что это сказано было баронессою полковнику фон Штаадту, начальнику ее конвоя, который не без основания удивился желанию такой важной барыни остановиться на плохом постоялом дворе вместо того, чтоб ехать до Сент-Квирина.

— Я не могу быть ответствен в словах баронессы фон Штейнфельд, господин председатель. Каждый раз, когда еду по этой дороге, я останавливаюсь у Легофа. Может быть, баронесса желала мне сделать заказ, справилась обо мне у своего управляющего, с которым я очень давно дружен, и услышала от него, что она, вероятно, встретит меня у Легофа. Разумеется, это могло побудить ее остановиться на его постоялом дворе.

— Предлог благовиден. Я вижу себя вынужденным предупредить вас, что вы становитесь на опасную почву; мы военный совет, а не асизный суд. Мы не прилагаем всех усилий, чтоб найти вас виновным; напротив, наше величайшее желание выяснить вашу невинность.

— Позвольте, господин председатель, кажется, мои ответы до сих пор…

— Очень были искусны, с этим я согласен, но до сих пор в них слова нет правды.

— О! Господин председатель…

— Выслушайте меня. Вас вовсе не зовут Ульрихом Мейером, вы родились не в Росгейме близ Страсбурга, вам не сорок семь лет и три месяца, и вы не барышник. Хотите ли вы теперь, чтоб я сказал вам, кто вы? Все доказательства у меня в руках.

— Господин председатель…

— Молчать! Вы граф Ульрих фон Бризгау, родились в Кобленце, пятидесяти двух лет и занимаетесь шпионством ради пользы графа Бисмарка, вашего закадычного друга.

— Милостивый государь, подобная клевета…

— Это не клевета; здесь нет клеветников.

— Однако, мне кажется…

— Доказательство моих слов вы сейчас доставите мне сами. Оборотень, ступайте сюда!

Контрабандист вышел из толпы и стал перед барышником, к которому два волонтера молча подошли сзади.

Отвесив глубокий поклон, Оборотень сказал:

— Ваше сиятельство, позвольте мне снять с вас штиблеты.

— Снять с меня штиблеты? — повторил барышник, позеленев. — Для чего же?

— Чтоб вам было свободнее, — ответил контрабандист, посмеиваясь. — Не беспокойтесь, это минутное дело.

Барышник сделал было движение угрозы, но два волонтера тотчас схватили его за руки и заставили сидеть неподвижно.

Между тем контрабандист, нисколько не смущаясь свирепыми взглядами барышника, принялся снимать с него штиблеты, и, действительно, исполнил это мгновенно.

Штиблеты эти, как уже сказано, были кожаные и выше колена.

Контрабандист раскрыл свой нож и без дальних околичностей распорол их на икрах.

Из каждого образовавшегося отверстия он вынул по пачке бумаг, чрезвычайно тонких, которые положил на стол, говоря насмешливо:

— Вот оно! Однако тут еще не все; граф Бризгау не таковский, чтоб все яйца сложить в одну корзину. На нем должно быть еще три тайника, которые, мы, надеюсь, откроем не менее успешно. Во-первых, кнут, — заключил он, взяв со стола кнут барышника.

С минуту он осматривал его, потом подавил пружину, почти вовсе незаметную, и отвинтил пуговку на ручке.

В середине оказалась пустота.

Когда он стукнул по столу рукояткою, из нее вывалился сверток бумаги.