Вдруг в кустарнике произошел шум.

Паризьен поднял голову.

Сержант Петрус и человек восемь стрелков выбежали на прогалину.

— Та, та, та! Милости прошу, — сказал Паризьен шутливо.

— Благодарю! Что вы тут хлопочете?

— Как видите, товарищ, устраиваю виселицу, чтобы рассчитаться с этим господином, — ответил Паризьен, указывая на банкира, буквально лежащего врастяжку на земле.

— Вот фантазия! Что это за субъект?

— Всмотритесь-ка лучше. — Петрус ткнул его ногою.

— Банкир Жейер! — сказал он.

— Собственною особою к услугам вашим… для некоторого развлечения, — подтвердил Паризьен все более и более насмешливо. — Но как попали вы сюда, товарищ?

— Услышал два выстрела, друг любезный, а командир Мишель был здесь, разумеется, это испугало меня, и я бросился на поиски.

— Вы хорошо сделали, сержант, сперва стрелял вот этот человек, а потом я.

— Да, да, я узнал звук вашего ружья. И командир не ранен?

— К счастью, нет, но этот негодяй ранил и, пожалуй, убил прелестную даму, с которою командир беседовал в то время по-дружески.

— Что вы говорите?

— Правду.

— Как! Этот подлец стрелял в баронессу фон Штейнфельд?

— Как в кролика — да, товарищ, пройдите немного дальше, и вы найдете бедную женщину, лежащую в дупле мертвого дерева.

— Бегу сейчас, бедная женщина! — вскричал Петрус. — Надеюсь, вы не помилуете этого мошенника?

— Кажется, не похоже на это, — ответил Паризьен посмеиваясь.

Знаком, запретив волонтерам следовать за ним, Петрус помчался по направлению, указанному ему зуавом.

Тот спокойно принялся опять за свое дело с помощью уже волонтеров.

Прогалина, где остановился зуав, имела порядочный объем; до войны она была центром большой порубки леса, что доказывалось множеством помеченных для срубки деревьев и пней, торчащих из земли; срубленные деревья были очищены от ветвей и сложены в кучу, совсем готовые для перевоза. Нагрянула война, работы остановились, и, разумеется, бревна и ветви лежали тут в ожидании лучших дней.

По приказанию Паризьена вольные стрелки устроили из этого леса нечто вроде платформы у самого подножия дерева, предназначенного служить виселицей.

Исполнив это, Жейера поставили на платформу, прислонив спиной к дереву, на шею ему накинули петлю, два волонтера приподняли его, и Паризьен сунул ему под ноги толстую чурку, потом веревку прикрепили так, чтобы она не соскользнула.

— Вот и готово, — сказал Паризьен, потирая руки, — механика на славу, надеюсь.

Три вольных стрелка сошли с платформы, предоставив несчастного банкира его судьбе.

Вот каково было его положение: туловищем прислоненный к стволу дерева, он ногами опирался на чурку, и веревка с петлей, накинутой ему на шею, была натянута не настолько, чтобы сильно спирать дыхание, но при малейшем движении, которое он сделает, чурка неминуемо выкатится из-под его ног, он потеряет равновесие и будет повешен безвозвратно.

Паризьен великодушно предупредил его об этом.

— Ради Бога, убейте меня сейчас! — вскричал несчастный. — Не осуждайте меня на эту пытку.

— Души мы губить не хотим, — холодно возразил сержант, — вы большой грешник, пользуйтесь немногими минутами, которые вам остаются, молитесь и кайтесь пред Господом.

— Разве нескольких минут достаточно, чтоб вымолить прощение моих проступков? — вскричал осужденный в отчаянии.

— Это ваше дело и до меня не касается.