Увидав подходящих мужчин, собака, не сходя с места, завыла в третий раз.

Они приблизились. Ивон и Отто с первого взгляда узнали исчезнувшего вольного стрелка, которого нигде отыскать не могли.

Оборотень наклонился к телу и несколько минут пристально рассматривал его.

— Человек этот был зарезан, — сказал он, наконец, подняв голову.

— Зарезан? — повторили с содроганием другие.

— Посмотрите-ка, шаспо его ведь не разряжено.

— Правда, — согласился Отто.

— Револьверы его, засунутые за пояс, тоже заряжены.

— Что же это все значит? — спросил Гартман.

— Суньте руку в карман штанов этого человека, и все объяснится, — ответил контрабандист.

Гартман отступил в ужасе.

— Вы не хотите? Постойте.

Оборотень сунул руку в карман и вывернул его — штук двадцать золотых монет, флоринов и фридрихсдоров, выкатилось на землю.

— Понимаете теперь? — спросил контрабандист.

— Почти, — сказал Отто.

— Ровно ничего, — возразил Ивон.

— Этот человек был изменник, — прошептал Гартман.

— Именно, — сказал Оборотень.

— О! Не обвиняйте, не будучи уверены, — остановил Ивон.

— Уверенность вы скоро сами получите. Вот что произошло. Этот человек доставил немцам необходимые сведения, чтобы пробраться в сыроварню, а так как похищение совершено через окно, то, разумеется, он же впустил в дом людей, которым оно было поручено. После похищения, когда вы занимались тщетными поисками, человек этот прямо прибежал сюда. Здесь ожидал другой кто-то, уплатил, вероятно, условленную за измену сумму и потом потребовал, чтобы вольный стрелок с ним ушел, когда же тот отказался, сделал вид, будто довольствуется его доводами, расстался с ним вот там, где снег утоптан, как видите. Вольный стрелок не остерегался и шел торопливо, чтобы успеть вернуться, прежде чем заметят его отсутствие. Немец, напротив, сделал сначала несколько шагов в противоположную сторону. Вдруг он повернулся на каблуках — видите, след их и теперь ясно еще выделяется — и после секунды нерешимости одним прыжком бросился на вольного стрелка, схватил его за ворот, потянул назад и перерезал ему горло длинным охотничьим ножом.

— Мнимый Дессау всегда носил при себе охотничий нож, — вставил Отто в виде пояснения.

Оборотень продолжал, как будто не слышал этих слов:

— Бедняга упал мертвый на месте, не вскрикнув даже, убийца наклонился над ним, пожалуй, с намерением отнять деньги, которые ему отдал, но что бы ни было у него на уме, исполнить этого он не успел. Видите, в каком беспорядке одежда несчастной жертвы, должно быть, внезапный шум помешал убийце — пожалуй, дикое животное промчалось в испуге, — он торопливо поднялся и бросился к месту, где привязал лошадь, вскочил в седло и ускакал во весь опор, вот что. Теперь надо похоронить этого беднягу, он и то дорого поплатился за свою вину.

— Не заботьтесь об этом, Оборотень, это наше дело, — сказал Отто.

— Разумеется, — прибавил Гартман, — а вы, друг мой, не прерывайте поисков ваших.

— Вы правы, господа, я и так много потерял здесь времени.

Он свистнул собаке, которая пошла за ним, понуря голову и поджав хвост, и вернулся на дорогу с видом грустным.

Другие следовали за ним молча.

Достигнув опушки леса, контрабандист указал рукою на дерево, у подножия которого снег был затоптан и на стволе, футах в четырех от земли, видны были следы от трения веревки или повода.

— Вот где привязана была лошадь, — сказал он.