|
Не скажу, что череда их меня раздражала: ведь так я узнавал людские тайны и получал возможность высказаться по самым животрепещущим вопросам. У меня установились прекрасные отношения со всеми, даже с местным профсоюзным деятелем, когда тот понял, что я не собираюсь лезть в его огород и совать нос в то, что он считал своей прерогативой. И сам старик капитан, заочно обучавшийся в нескольких университетах и без конца строчивший письменные работы и рефераты по философии — это был его конек, — привязался ко мне, хотя и не одобрял моей мягкости.
Так или иначе, для команды я превратился в подобие судового капеллана, хотя далеко не все исповедующиеся, приходя ко мне, думали о спасении души: не раз и не два меня спрашивали, как повыгоднее сбыть контрабанду или провернуть ту или иную сделку. Один из матросов после войны собирался в парикмахеры — чтобы каждая шлюха становилась в его руках шелковой. Другой — его вышибли из парашютно-десантной школы, но он до сих пор ходил в форменных сапогах — поведал мне, что имеет трех законных жен — в разных концах Пенсильвании и Нью-Джерси. Кому-то требовалось поставить диагноз — словно я был профессиональным психиатром, а не скромнейшим и смиреннейшим из подручных бога врачевания Асклепия, каким меня сделала призывная комиссия. — Тебе не кажется, что я страдаю комплексом неполноценности? — настойчиво спрашивал один. Я и вправду наблюдал действие многих разрушительных комплексов, но предпочитал не делиться своими наблюдениями с их жертвами. Поток торопливых бестолковых вопросов, тревожный блеск глаз. — Ну а очутись ты на моем месте, в таком переплете?… — …и представляешь, как раз этот-то мой дружок… — …говорит: «Вот пускай старик у тебя поживет маленько, тогда ты узнаешь, каково это…» — …и он так сумел к нему подольститься… — …она ногу подволакивала и работала на заводе печных изделий красильщицей… — …мошенник такой, что пробы ставить негде, настоящий цыган — ему палец протяни, руки как не бывало! — …его послушать, так все перед ним стелиться должны. А если у него стоит и он под мостом плывет, так разводи скорее мост, да? Эгоист из эгоистов! — …а я ему: «Ты дрянь, шваль помоечная…» — …и жили мы с ней душа в душу, и детей завели, а мне все мерещилось, что не мои это дети. Думал-думал, а потом и решил: «А катись ты, сука, куда подальше — к своим кобелям! Пускай они из тебя деньги тянут, чтоб помыкалась, как я мыкался!» — Lasciar le donne? Pazzo! Lasciar le donne! — …Я все хотел с ней переспать перед отправкой. Мы оба тогда в пароходстве работали. Но никак не удавалось. Неделями таскал в кармане презерватив, а в ход его пустить не мог. Однажды уж все договорено было, дело — на мази, так на тебе! У жены моей вдруг бабка померла, и пришлось тащить деда на похороны! А он и не соображает, кто там умер и чего. В часовне орган гремит, а дед: «Музыка какая-то похоронная… Помер, что ли, какой-нибудь старый хрен?» Сыплет шуточками, веселится. А потом увидал покойницу в гробу. «Господи! — вскричал. — Так это ж Мать! Вчера еще в магазин топала! Как это ее угораздило?» Признал, значит. Понял и зарыдал. И я — в слезы, и все, кто это видел. А у меня-то что в кармане? Презерватив! Вот и все мы так — делаем одно, думаем другое, мечтаем о третьем… А потом моя жена с дочкой маленькой меня на вокзал провожать поехали. А с той девчонкой я так и не перепихнулся. Может, она и думать обо мне забыла и с другим каким парнем крутит… Дочка говорит: «Папа, мне бы отлить!» Слышала, как большие парни это называют. |
