Омбиквы поспешно унесли трупы с диким ревом разочарования и ярости, на который трое мальчиков, заранее наученных, что им делать, отвечали звонким военным кличем. Это довело омбиквов до неистовства, однако они стали осторожны. Стрелы, убившие их товарищей, были детскими; но не было сомнения, что они пущены руками воинов. Омбиквы собрались за выдающейся скалой на берегу реки, в тридцати ярдах от дома, но в полной безопасности от наших выстрелов. Тут они провели военный совет в ожидании своих товарищей с лодками, которым давно уже следовало вернуться.

В эту минуту легкий туман, стоявший над рекой, рассеялся, и перед нами открылось на другом берегу зрелище, остановившее наше внимание. Как раз напротив дома мы увидели челнок, тот самый, в котором наши два индейца отправились в экспедицию. Двое омбиквов, стерегшие украденных коней, стояли в нескольких шагах от него; они, очевидно, только что заметили его и не знали, что им предпринять; без сомнения, их смутили крики товарищей, но теперь, когда туман рассеялся, они увидели их за скалою и, вероятно, повинуясь какому-нибудь сигналу, решились переправиться через реку. В ту самую минуту, когда они отвязывали челнок, раздались выстрелы; оба индейца упали — они были мертвы. Затем появились двое наших лазутчиков, скрывавшиеся за кустами, и принялись хладнокровно снимать скальпы, не обращая внимания на тучу стрел и яростные крики омбиквов. Этим дело не кончилось: в своей ярости наши враги забыли осторожность и вышли из-за скалы; они представляли хорошую цель, и в ту самую минуту, когда вождь оглянулся, четыре человека упали, пораженные нашими пулями.

Я не в состоянии описать бешеный вопль, последовавший за этим, хотя все события моей первой битвы еще живы в моей памяти. Омбиквы подобрали убитых и ушли к востоку, по направлению к горам, соображая, что только этим путем они могут избежать гибели. Их осталось всего десять человек, и они совершенно упали духом, чувствуя, что вряд ли им удастся вернуться домой.

От наших лазутчиков мы узнали, что шестеро воинов вернулись из поселка и должны находиться где-нибудь в засаде: это определило наш образ действий. Мы вышли из форта по лестницам, оставленным омбиквами, и рассыпались по степи с целью отрезать врагам отступление.

Не буду описывать подробно эту бойню. Омбиквы наткнулись на засаду и потеряли еще четверых; остальные рассеялись по степи, стараясь пробраться в горы. Прежде чем кончился день, они были перебиты, за исключением одного, которому удалось переправиться через реку.

Так кончилось мое первое сражение, в котором, впрочем, я, собственно, вовсе не сражался; хотя враги несколько раз подвертывались мне под выстрел, но мне было жаль лишать их жизни. Как бы то ни было, меня осыпали поздравлениями; отныне Овато Ваниша стал воином.

На другой день я и мои товарищи — я подразумеваю семь человек, прибывших из Монтерэ — оставили станцию и вскоре достигли поселка, где я не был уже три месяца с лишком.

События обернулись лучше, чем можно было ожидать. Мой отец довольно быстро оправился от испытанного потрясения. Наше племя, вторгшееся в южную область кровов, подвергло их суровому наказанию. Наши люди вернулись с полутораста скальпами, четырьмястами лошадей и запасом одеял и табаку, только что выменянных кровами на меха у янки. Кровы были надолго усмирены и обессилены и в этом году не осмеливались показываться за пределами своей охотничьей территории.

Очевидцы смерти князя Серавалле так рассказывали об этом событии.

Спустя несколько дней после моего отъезда в Монтерэ князь с партией шошонов отправился в порт Галль, куда прибыли для него письма и товары из Сан-Луи. Тут он познакомился с одним французским ученым, предпринявшим научную экспедицию в Калифорнию. Француз имел рекомендательные письма к князю от епископа и директора колледжа в Сан-Луи.

Князь оставил своих шошонов в форте, поручив им озаботиться доставкой товаров, а сам отправился с ученым и сопровождавшими его пятью местными охотниками в поселок.