Непроизвольно он полуобнял ее за плечи.

— Все будет хорошо. Обещаю вам, что Уоткинс спасет вашего отца, как он спас когда-то меня. Он — прирожденный целитель и, несомненно, был им в одном из своих последних перевоплощений.

Она прижалась лицом к его плечу.

Он чувствовал, как дрожит все ее тело, словно сотрясаемое бурей.

— Вы были такой храброй до сих пор, — говорил он мягко, — и мы не можем позволить германцам победить нас в последний момент.

— Папа… все для меня! — еле слышно произнесла Лоилия. — Б-больше у меня… никого нет… никого в жизни… кроме… папы.

Только что она ощущала себя одинокой былинкой в огромной пустыне и вдруг осознала, какую сипу и поддержку обрела в лице лорда Брэйдона.

Он все еще поддерживал ее за плечи.

Его рука все еще покоилась на ее пальцах, стиснутых в попытке справиться с собой.

В этот момент она почувствовала, что, когда лорд Брэйдон покинет ее, она будет тосковать по нему.

Так же сильно, как и по своему отцу.

— Почему вы так думаете? — спросил лорд Брэйдон.

— Видите, я не думаю, что они знал, что мистер Стэндиш занял мое место, — объяснил Уоткинс, — но они думает, я как-то связан с его исчезновением, поэтому они на всякий случай угощает меня, так сказать, на память.

Лорд Брэйдон мог понять столь оригинальную логику, приведшую Уоткинса к данному выводу.

Конечно, подобное — в духе германцев: отомстить сопернику от злости, что так и не смог уличить его.

Лорд Брэйдон был совершенно уверен, что сейчас прочесывается весь Берлин в попытках обнаружить Тарстона Стэндиша.

Он решил, что у немцев нет серьезных подозрений в причастности его и его слуги к исчезновению Стэндиша.

В противном случае они, несомненно, приложили бы больше усилий к их задержанию.

— Как вы думаете, мистер Стэндиш оправится от раны? — с тревогой в голосе спросил лорд Брэйдон.

— Нам надо подкормить его, милорд, и следить, чтобы он не потерял больше крови, и тогда он будет, как говорится, » селен, как летний дождь «.

— Я надеюсь на это.

— Положитесь на меня, — весело сказал Уоткинс. — Но все-таки ваша светлость должны понимать, что ему опасны перемещения и тряска, по крайней мере в течение нескольких дней.

— Я предполагал, что вы скажете это, — ответил лорд Брэйдон. — Поэтому мы постоим спокойно у побережья Франции, пока не сможем пересечь Канал и возвратиться, наконец, к себе.

Уоткинс широко улыбнулся.

— Для меня это подходит, милорд. Мне нравятся лягушатники , хотя не могу сказать того же об этих германцах!

Лорд Брэйдон рассмеялся.

В этот момент он полностью разделял чувства Уоткинса.

Переодевшись, он поднялся в салон.

Там он увидел Лоилию, ожидавшую его.

На ней было милое, простое платье из голубого шелка, более соответствующее дневному, нежели вечернему наряду.

Единственное ее платье, если не считать того, что она надела в дорогу.

Оно не только удивительно шло ей, но и делало ее еще более юной.

Лорд Брэйдон в эту минуту вновь воспринял ее как ребенка.

И в то же время сознавал, насколько острый и развитой у нее ум.

Когда он вошел, такой импозантный в вечернем костюме, в глазах Лоилии появилось мимолетное восхищение.

— Папа спокойно спит, — сказала она. — Я заглянула к нему, и Уоткинс сказал, что он выпил целую чашку крепкого бульона.

— Не сомневаюсь, — сказал лорд Брэйдон, приблизившись к ней, — что мы можем вполне доверить вашего отца умелым рукам Уоткинса и взять короткий отпуск от всех наших забот и напастей.