– Что это? – вдруг подал голос Виль.

– Где, Вилли, дружок? – поинтересовался гном.

– Вот там, в поле, – перевертыш ткнул пальцем в темноту. – Там огни.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, дружно приподнялись на стременах. Действительно посреди поля в снегах, открытая ветрам, ютилась богом забытая деревенька.

–И вправду! – просопел Пан. – А ну туда, может, найдем ночлег. Мальцу нельзя ночевать на снегу.

Деревня казалась забытой и заброшенной, маленькие покосившиеся домики одиноко пряталась в темноте. Свет в их окнах не горел, а сами они казались заброшенными и покинутыми своими хозяевами. Тучи затянули луну, Ваня зажег над нашими головами энергетический светильник. В его прозрачном голубоватом свете чудились неясные тени, как будто за нами по следу шел кто-то невидимый. Стояла оглушающая тишина, на пустой улице не раздавалось даже собачьего лая, обычно предупреждавшего жителей деревни о ночных путниках. Мне стало жутко, сердце заныло от тревоги. Дорога вильнула и оборвалась, мы уперлись в ворота большой избы. Она единственная выглядела добротной, а главное обжитой.

–Не нравится мне здесь, – протянул Виль, рассматривая высокий забор, – поехали отсюда, я что-то чувствую.

–Запихни свои обостренные чувства, знаешь куда? – разозлился гном. – Глянь, Аська совсем устала, а малец уже спит.

Я действительно еле держалась в седле, что ни говори, а к долгим прогулкам на лошади, которая скачет так, что может начаться морская болезнь, я не привыкла. Я бросила в сторону Виля умоляющий взгляд.

– Ну, как знаете, – буркнул тот, – но я предупредил.

– Эй, хозяева, – крикнул Пан, яростно колотя по воротам, – открывайте.

– Кто там? – послышался мужской бас.

– Странники, ночлег ищем. Мы с ребенком и женщиной, им надо отдохнуть.

Послышались шаги, ворота открылись, и мы увидели мужика в черном длинном тулупе, держащего фонарь.

– Ну, заходь, коль не шутишь, – пробасил он. – Данилой меня звать.

Мы въехали в огромный пустой двор, с какими-то постройками по углам.

– Где лошадей оставить? – спросил гном.

Мужик кивнул в сторону построек:

– Пойдем, а вы, – он посмотрел на нас с Ануком, – ступайте в избу. Жена моя, Клава, вас накормит.

Пан с Иваном повели лошадей в стойло, а мы с Вилем и малышом направились в дом. Войдя, в нерешительности остановились на пороге, в доме пахло щами и жарко натопленной печью. Горница, застеленная домотканными половиками, освещалась неяркой керосиновой лампой. На нас уставились восемь пар глаз. Семейство совсем не ждало гостей. У печки молодая женщина с длинной косой пшеничного цвета и белым лицом, кажущимся восковым. Дети, семеро, погодки с такими же пшеничными волосами. У меня побежали мурашки по телу, а Анук прижался к моим ногам. Глаза у всех восьмерых были совершенно безжизненные, бледно голубые с черными точками зрачков. Почему-то вспомнилась поговорка: «нежданный гость хуже чумы». Малыши сидели на длинных лавках за столом и ужинали.

– Эх, говорю же что не чисто здесь, – прошептал мне на ухо Виль. – Чует мое сердце: беда будет!

В этот момент в избу ввалились Иван, Пантелей и хозяин.

– Ну что гости, встали на пороге, проходите. Клавдия, что ж как не живая, принимай гостей, – пробасил он.

Мне очень не хотелось думать, что Клавдия действительно выглядит несколько мертвой. Данила разделся и снял шапку, я смогла рассмотреть его в неярком свете. Меня заколотило: у него были точно такие же волосы пшеничного цвета и такие же безжизненно-невидящие глаза, как и у всего семейства.