Только Эмин сопротивлялся сподвижникам Махди; сосредоточив свои войска на юге — сперва в Лодо, затем Уаделаи, — он дожидался там, чем все закончится. События обернулись для него благоприятно. Сначала Эмин подавил бунт туземцев бари, убивших Линана де Бельфона, покорил динка и чиров, затем, вернув оставленные на время посты Регах и Ладо, успешно утвердил власть на большей части вверенной ему провинции.
Так продолжалось довольно долго. Эмин держался, но запасы его постепенно оскудевали. Он ожидал в Уаделаи помощи или хотя бы инструкций, после чего намеревался отправить домой через Уганду или Карагве чиновников и египетских солдат (в случае, если Судан будет безвозвратно потерян), а сам готов был остаться, пока правительство не «уведомит его о своих пожеланиях». Впрочем, Эмин давал понять, что войска трудно будет уговорить уйти из Судана — «даже ему самому эта мысль противна». С другой стороны, он ясно понимал, что без помощи долго не продержится.
Еще незадолго перед тем как было решено отправить ему помощь, Эмин считал свое положение совсем не безнадежным: у него было две тысячи превосходных солдат, оружие, боеприпасы, походное снаряжение, амуниция, провиант и все необходимое.
Но англичанам, которые пальцем не шевельнули, увидев трагическую гибель Гордона, вдруг пришло в голову все бросить и побежать спасать Эмина. Господину Юнкеру — одному из участников кошмарной хартумской эпопеи — удалось спастись, и он возбудил в британском общественном мнении сочувствие к осажденным в Уаделаи.
Вскоре в Лондоне был создан комитет — «Эмин-паша релиф экспедишн комити» — под председательством мистера Маккиннона, директора Британско-Индийской судоходной компании, и вскоре по подписке были собраны необходимые средства — около пятисот сорока тысяч франков.
Оставалось найти начальника экспедиции; кандидат оказался один — Генри Мортон Стенли.
Правда, в широкой публике поговаривали, что знаменитый путешественник устал и подобная воинственная натура не годится для спасательной миссии. Это не возымело действия — Стенли был назначен комитетом единодушно. В это время он выступал с публичными лекциями в Америке и его вызвали телеграммой. Генри Мортон немедленно согласился, бросил чтения, сел на пароход, 23 декабря 1886 года прибыл в Саутгемптон и поспешил в Лондон, где сэр Уильям Маккиннон с нетерпением ожидал его.
Каждый вправе спросить: если в Англии, где так редки бескорыстные акции, развивается такая деятельность, собирается по подписке значительная сумма, снаряжается экспедиция и к тому же интересы страны представляет не кто иной, как Стенли, — какие за этим стоят материальные соображения?
Что за дело себялюбивому Альбиону до немецкого еврейчика Шницлера, потерявшегося где-то на южной оконечности озера Альберта с горсткой суданских негров?
За этим действительно кое-что крылось.
В декабре 1887 года — через девять месяцев после отправления экспедиции Стенли — стало известно, что английская компания «Бритиш-Ист-Африкен ассошиэйшн» во главе с тем же самым мистером Уильямом Маккинноном заключила договор с занзибарским султаном Брагашем бен Саидом, уступавшим Англии суверенитет над частью своего султаната — 350 километров побережья от Ванги до Виту с портами Момбасой и Малинди.
А от Момбасы до Уаделаи по прямой линии 1200 километров. Конечно, англичане не просто так заняли восточное побережье Африки. Стало очевидно, что Британия собирается проторить себе широкую дорогу к озеру Виктория и создать обширную колониальную империю, с одной стороны выходящую к Индийскому океану, с другой — достигающую плодородных нильских стран.
Вот как просто все объясняется. В Англии, как нигде, умеют из всего извлекать пользу.
Впрочем, уже в сентябре того же года не оставалось никаких сомнений, что именно заставляет Англию заниматься делами в центре Африки. |