Самый первый и самый сильный толчок длился 1 минуту и 10 секунд. Толчки продолжались весь день и всю ночь, но уже гораздо меньшей силы, и прекратились только в четыре утра. Следует отметить тот факт, что здание тюрьмы пошло трещинами и грозило рухнуть, поэтому всех заключенных вывели наружу, но ни один не воспользовался всеобщим смятением и не сбежал.

В два часа ночи заработал долго молчавший телеграф и принес страшную весть: столица лежала в развалинах! Я тотчас же отправился к месту катастрофы и уже в четыре часа дня оказался в Маниле, где нашел своих друзей целыми и невредимыми, чему был несказанно рад. Но толчок и в самом деле был страшный, так что почти все большие здания либо оказались в аварийном состоянии, либо просто превратились в груды камня, в том числе и дома англичан.

На улице Эскольта были повреждены все дома, на улице Сен-Рок вообще не осталось ни одного целого строения, да и улица Холо, по словам местных жителей, выглядела ничуть не лучше, чем после землетрясения 1863 года, ибо на ней остались всего лишь два-три дома, да и в те заходить было опасно.

В городе, окруженном крепостной стеной, то есть в собственно Маниле, все дома без исключения лишились крыш, а храмы — колоколен, а те из них, что еще держались, были так повреждены, что непременно должны были вот-вот рухнуть. Колокольня кафедрального собора рухнула на соседний дом и снесла целый угол, так что можно было видеть накрытый для трапезы стол, за которым в час дня должны были собраться семь-восемь человек, но, к счастью, не успели.

На улицах рассказывали и смешные истории, например о том, как мужчины и женщины, находившиеся в момент толчка в бане, выскакивали на улицу в костюмах Адама и Евы. По словам очевидцев, некоторые европейцы, проходившие в ту ужасную минуту по берегу реки Пасиг, бросились в мутноватую воду, отдав предпочтение жидкости, так как земля представлялась им в данный момент ненадежным убежищем. Все эти люди были хорошо и модно одеты, можно сказать, с иголочки, и, конечно, вымокли до нитки».

Вскоре стало известно, что из числа европейцев погиб только один человек, но вот среди китайцев и тагалов было около сотни жертв и около трехсот раненых.

«Все мои знакомые вскоре сумели справиться с душевным волнением, кроме доктора Пармантье, — писал Марш. — Он признался мне в том, что страх перед землетрясением все больше и больше обуревает его. Так происходит почти со всеми. Чем больше толчков пережил человек, тем больший страх, а вернее, ужас он испытывает перед этим явлением природы.

19 числа последовала серия незначительных толчков, и все преспокойно улеглись спать. 20-го, когда мы в 7 часов утра пили кофе, земля задрожала, дом заходил ходуном. «Спасайтесь! Скорее на улицу!» — крикнул кто-то. И все бросились во двор. Я последовал примеру моих друзей, но вдруг заметил, что господин Варломон-отец, мой любезный хозяин, исчез. Испугавшись, что с ним произошло какое-то несчастье, я вернулся в дом и заглянул в комнату. К моему изумлению, господин Варломон тихо и мирно спал под столом.

— Когда у тебя нет времени выскочить на улицу или спуститься на первый этаж, то самым разумным является залезть под стол, так как местные мастера делают очень крепкие и массивные столы. Таким образом ты спасешь свою голову от кусков черепицы, если рухнет крыша, — сказал он.

Едва почтенный мой хозяин закончил свое весьма разумное объяснение, земля опять задрожала, и теперь уже мы оба оказались под столом.

После полудня того же дня я находился в комнате на втором этаже вместе с двумя слугами и господином Полем Варломоном, старшим сыном моего амфитриона. Мы были заняты очень важным делом: приводили в порядок мои коллекции. Вдруг мы ощутили сильнейший толчок, гораздо более сильный, чем 18 числа. Сами, мой кули, мгновенно исчез, испанец Педро полез под стол, а Поль закричал: «Бежим!»

Я выскочил на лестницу, но в ту же минуту увидел, как большие куски штукатурки отваливаются от стен и падают на ступени.