Глава 8

Деверье развалился на обитой зеленой кожей скамье правительства, небрежно поставив ногу на подставку. Шли прения по экономическим проблемам. Казначей защищал правительство, утверждая, что большинство событий в политическом мире подчиняются теории вероятности, а не являются следствием заговора. Конечно, ведь заговоры могут устраивать только умные люди, а Деверье не знал таковых среди своих коллег. Хорошо пообедавшие представители оппозиции зло дразнили докладчика, припоминая его оптимистические ошибочные прогнозы, сделанные во время последней предвыборной кампании.

— Вы обещали нам новые ростки на засыхающем дереве нашей экономики! — издевался над ним депутат от Уэльса. — Если какая трава и пробилась, вы, скорее всего, ее выкурили!

Деверье скрывал веселость под мрачной гримасой. Он должен поддерживать казначея. На публике. Даже если тот роет себе политическую могилу.

Распорядитель появился у кресла спикера и отправил по рукам зеленый конверт, предназначавшийся Деверье. Тот открыл его, недовольный, что ему помешали, но раздражение немедленно перешло в отчаяние, как только он прочел записку.

Дочь ждала его в центральном холле. Зачем? Поклонившись спикеру, он быстро ушел.

Деверье нашел Полетт за статуей Гладстона. У него перехватило дыхание: за те недели, что он не видел дочь, она еще больше похудела и выглядела ужасно неряшливо. Бледная рыхлая кожа, усталое лицо, которое она попыталась накрасить и явно перестаралась. Кричащая, почти клоунская маска, ярко накрашенный рот. Она пыталась что-то сказать.

— Мне необходимо было тебя увидеть.

Место было явно неподходящим. Центральный холл был похож на оживленный перекресток, где политические деятели встречались с народом, тут не уединишься. В Вестминстерском дворце вообще мало где можно уединиться — Деверье пришлось отвести Полетт в свой кабинет, хотя он и находился в другом конце здания, им пришлось идти длинными коридорами, коллеги бросали в их сторону недоумевающие насмешливые взгляды, видя его в компании столь — мягко говоря — странной молодой женщины.

Чуть дальше по коридору, у библиотеки, он заметил группу людей возле доски объявлений, они обменивались сплетнями и грубыми шутками, возбужденно и громко что-то обсуждая. Разговор оборвался на полуслове, всеобщее внимание привлекла эта странная девушка. Деверье знал, о чем они подумали, и покраснел от смущения, от того, что могли о нем подумать, да и о ней тоже.

Он втолкнул дочь в комнату и захлопнул дверь.

— Боже мой, Полетт! — Деверье задыхался от гнева.

Девушка стояла, опустив голову, не глядя отцу в глаза. Когда он увидел, в каком она состоянии, его охватила тревога.

— Посмотри на себя! Что произошло?

— Мне нужна помощь.

Ни «пожалуйста», ни «привет, отец» — она редко называла его так, если вообще обращалась к нему, даже профессиональные нищие со Стренда более вежливы друг с другом.

Она всегда чего-то хотела, брала, но никогда не отдавала. Теперь он знал, как она использовала его деньги, ему следовало бы догадаться гораздо раньше, он должен был, но отцы всегда все узнают последними.

— Какая помощь тебе нужна на сей раз?

— Деньги. Мне нужны деньги. Всего несколько сотен фунтов.

— Неужели? Раньше ты просила тысячи.

— У меня был трудный период и…

— Ни цента, — отрезал Деверье. — Я говорил тебе в последний раз: денег больше не будет, Полетт. Любая другая помощь, все, что в моих силах. Только не деньги.

— Но мне нужны наличные. Не видишь, что ли, я голодаю? Дай хоть на продукты!

Деверье смотрел на Полетт, пытаясь разглядеть черты своей любимой маленькой девочки в этом исхудавшем, почти прозрачном создании, и сердце его разрывалось от тоски.