— Скажешь, что тебя подташнивает, да и все. А когда увидишься с Ювеналием, сообщи ему вскользь, что у тебя какое-то заболевание и что ты по этой причине весьма удручена. Посмотрим, что он станет делать.
Билл Хилл выдержал паузу, давая Линн возможность осмыслить его идею.
Было еще светло, где-то без двадцати восемь.
— Ну скажу я ему об этом, а он примется мне внушать, что я здорова, и что? — произнесла Линн в раздумье.
— Важно выяснить, обладает ли он какими-либо особыми способностями, — стоял на своем Билл Хилл. — Если обладает, то почему держит их в секрете? Вот что вызывает недоумение. Вирджиния сказала, что ощущаешь какие-то флюиды, когда находишься рядом с ним. Хотелось бы знать, какие ощущения вызывает прямой контакт с ним.
Линн задумалась.
— Притвориться, будто я страдаю от недомогания? Но какого? — произнесла она после паузы.
— Ну, если ты алкоголичка, тогда это может быть гастрит, язва желудка, цирроз печени… Разве Бобби Форши не лечил тебя?
— Тогда у меня начинался сахарный диабет. То, что ты предлагаешь, не годится. Думаю, там сделают анализы и обнаружат, что у меня ничего этого нет.
— Придумаем еще что-нибудь…
Билл Хилл не беспокоился о деталях. Он добился главного — Линн согласилась.
— Этот центр напоминает больницу? — спросила она погодя.
— Скорее дом отдыха, — ответил Билл Хилл.
— Как я туда попаду? Скажу, что я алкоголичка, и все?
— Это только первый шаг. Затем, как правило, надо ждать…
— Как долго?
— Какое-то время, если только алкоголик не находится в крайне плачевном состоянии. — Билл Хилл помолчал, потом добавил: — Допивай бутылку, я принесу другую, хотя, думаю, дело пойдет быстрее, если выпьешь водки, и тогда утром тебя не сильно будет мучить жажда.
— Хочешь, чтобы сегодня вечером я напилась до потери пульса? — прищурилась Линн.
— Там у них другие мерки, — улыбнулся Билл Хилл.
5
Позднее Август Марри говорил, что, кроме него и еще двадцати членов Общества Святого Духа, практически все должностные лица в зале суда были чернокожими.
— Хотите составить определенное мнение о Детройте — наведайтесь в регистратуру актов в окружном суде. Фрэнк Мэрфи, либеральный демократ и сторонник нового курса президента Рузвельта, в бытность свою мэром Детройта, а затем министром юстиции и членом Верховного суда — неслабо постарался, уравнивая всех граждан в правах, — добавлял он с усмешкой.
Судебный делопроизводитель, сидевший за конторкой на возвышении, был чернокожим. Сержант полиции, он же судебный пристав, тоже. Присутствовали, конечно, и белые: девушка-адвокат, пытавшаяся что-то доказать, еще одна блондинка-стенографистка — короче, раз-два и обчелся.
В зале суда ожидали рассмотрения их дел черномазые карманники, чернокожие, избивавшие своих жен, черножопые насильники, хулиганы всех мастей, эксгибиционисты. Несколько белых тоже ожидали своей очереди.
Лицо у судьи Кинселла было серо-зеленым, но он, скорее всего, был белым. Помощник прокурора, заросший волосами, смахивал на какого-то гибрида.
Август дождался своей очереди спустя пару часов после начала заседания суда.
Он встал перед микрофоном и минут пять смотрел на судью, пытаясь перехватить его взгляд. Судья просматривал какие-то бумаги, разговаривал с черной женщиной-полицейским, и она ему в чем-то клялась, вскидывая руку. Августу Марри хотелось оглянуться, но он продолжал неотрывно смотреть на судью, ожидая, что тот поднимет глаза, окинет взглядом зал и увидит группу белых молодых людей с нарукавными повязками, на которых был изображен парящий белый голубь — символ Святого Духа. |