— Он не шевелится, — сказал Ювеналий.

Она взглянула вниз и увидела Августа. Он лежал на спине, на цементных плитах, раскинув руки над головой, будто сообщал им о капитуляции.

— Кажется, я убил его, — подвел итог Ювеналий.

24

Говард Харт целых двенадцать минут распространялся на тему о разного рода махинациях и надувательстве всяких чудодеев, оракулов, телепатов. И при этом так и сыпал словечками типа «психогенетический», «психобиологический», «психофизиологический», «психосоматический», педалируя голосом «психо», что якобы придавало его высказываниям некую значимость, хотя никто из присутствующих в телестудии явно не улавливал никакого смысла во всей этой зауми.

Студия была набита битком. Всего присутствовало более сотни человек. Те, кто имел отношение к Ювеналию, — Линн Фолкнер, Билл Хилл, Антуанетта Бейкер, врач из детской больницы, где до сих пор находился под наблюдением Ричи и, как надеялась Антуанетта, смотрел в это время телевизор, Кэти Ворсингтон, отец Диллон, теолог из Детройтского университета, доктор наук Каплан, автор книги «Психоанализ: обман или лечение», — сидели в первом ряду. Двадцать семь молодых людей из Общества Святого Духа, в белых рубашках, но без нарукавных повязок, отец Нестор, сидевший в последнем ряду, сорок прихожан церкви Святого Джованни Боско и, наконец, фанаты передачи «В гостях у Говарда Харта» толпились на заднем плане.

Говард Харт сидел за гигантским письменным столом, у него за спиной якобы громоздились книжные полки. На нем был двубортный шелковый костюм и широкий галстук, слабо затянутый треугольным узлом.

Национальная телезвезда вела себя непринужденно, то и дело почесывая нос и поправляя парик.

— …В то время как мы пытаемся примирить мистические притязания нашего гостя с метафизической реальностью… — произнес он с улыбкой.

Психиатр Каплан пробормотал себе под нос:

— Он даже не осознает, какую бредятину порет…

— Ему, похоже, невдомек, как надо улыбаться в прямом эфире, — заметил Билл Хилл. — Рот до ушей, и все время скалится…

— Это у него ухмылка такая, кривая усмешка… — сказала Линн. — Тот еще перец!

— Мне сообщили, — продолжал Говард Харт, — что число откликов на эту передачу перекроет те, которые мы получили, когда сын знаменитого певца… — Харт ехидно усмехнулся, — демонстративно покинул студию во время нашей передачи, состоявшейся пару недель назад. — Харт выдержал паузу. — А теперь, если у вас есть вопросы к нашему гостю, дозванивайтесь до нас. Если у вас есть критические замечания, пожалуйста, изложите их. Я полагаю, наш гость не останется безучастным, что вызовет оживленную полемику. Я задействовал дюжину дополнительных телефонных операторов, и я уверен, мои преданные телезрители… — Харт оскалился, — не дадут мне ударить в грязь лицом. Итак, прямо сейчас встречайте нашего гостя!

Режиссер в наушниках, стоявший между двумя телекамерами в середине студии, повернулся лицом к аплодирующей публике. Аплодисменты усилились, когда появился Ювеналий, пожал Говарду Харту руку, которую тот протянул через свой гигантский стол, и опустился в крутящееся кресло — диковинную раковину из пластика на хромированных ножках.

— Боже, он выглядит так, будто его доставили сюда прямо из больницы, — заметил Билл Хилл.

— А на самом деле из центра, — пояснила Линн. — Прямо из гардеробной.

Костюм из льняной ткани в полоску висел на Ювеналии как на вешалке.