Меня спросят: не связано ли такое применение толкования сновидений при таких методических ограничениях с отказом от очень большого, ценного материала для вскрытия бессознательного? На это можно ответить следующее: потеря не так велика, как это кажется при недостаточном углублении в положение вещей. С одной стороны, нужно ясно понять, что на всякие подробные сновидения в тяжелых случаях неврозов по всем данным нужно смотреть как на принципиально недоступные полному выяснению. Такое сновидение часто схватывает целиком весь патогенный материал случая, неизвестный еще врачу и пациенту (так называемые программные сновидения, биографические сновидения); иногда такое толкование равносильно переводу на язык сновидений всего содержания невроза. При попытке истолковать такое сновидение начинают действовать все существующие, еще не затронутые сопротивления, ставящие предел пониманию случая. Полное истолкование такого сновидения совпадает с окончанием всего анализа. Если такой сон записан в начале анализа, то его можно понять в конце его, много месяцев спустя. Положение такое же, как при понимании отдельного симптома (например, главного симптома). Весь анализ служит его выяснением: во время лечения нужно пытаться понять поочередно то одну, то другую часть толкования симптома, пока не удастся объединить все эти части. Нельзя поэтому требовать большего от сновидения в начале анализа; нужно быть довольным, если из попытки истолковать его удается установить сначала одно только патогенное желание.

Отказываясь от полного толкования сновидения, отказываешься от того, чего нельзя достичь. Но обыкновенно ничего не теряешь, прерывая толкование более старого сна для того, чтобы взяться за последнее сновидение. Из толкования удачных примеров сновидений мы узнали, что несколько сцен того же сновидения, следующих одна за другой, могут иметь то же содержание, проявляющееся в них со все более возрастающей ясностью. Мы также узнали, что несколько сновидений в течение одной ночи представляют собой только попытки изобразить различными способами то же содержание. Вообще говоря, мы можем быть вполне уверенными, что всякое желание, создающее сегодня сновидение, вернется снова в другом сновидении, пока больной его не поймет и оно не освободится от власти бессознательного. Таким образом, лучший способ закончить толкование сновидений часто состоит в том, чтобы оставить его и заняться новым сновидением, которое содержит тот же материал, может быть, в более доступной форме. Я знаю, что врачу, а не анализируемому, не так-то легко отказаться от сознательной цели лечения и отдаться руководству чего-то, что всегда кажется «случайным». Но я могу уверить, что, решаясь на это, всякий раз следует довериться собственным теоретическим положениям и заставить себя в деле установления общей связи не оспаривать руководства у бессознательного.

Я стою, следовательно, за то, чтобы при аналитическом лечении толкование сновидений применялось не как самодовлеющее искусство, а чтобы пользование им подчинялось тем же техническим правилам, какие господствуют вообще при проведении лечения. Разумеется, иной раз можно поступать и иначе и уступить немного и теоретическим интересам, но при этом нужно всегда знать, что делаешь. Необходимо принять во внимание еще и другой случай, ставший возможным после того, как мы больше стали доверять нашему пониманию символики сновидений и находимся в меньшей зависимости от мыслей, возникающих в сознании больного. Особенно умелый толкователь сновидений может оказаться в таком положении, что поймет любое сновидение пациента, не заставляя его проделывать над сновидением утомительную и отнимающую много времени работу.