— Неудивительно, — пожала плечами Кэрри. — Потому что она — миф, а долго обсуждать миф неинтересно даже завзятым сплетникам вроде тебя.

— Я не сплетник, я о тебе пекусь!

— В таком случае избавь меня от пересказа чужих выдумок, — отрезала Кэрри.

Роберт налил молока в простую белоснежную чашку и невольно улыбнулся, вспоминая пузатую фарфоровую тыкву с золочеными плетьми-ручками, которую достала Кэрри, обнаружив, что на всех присутствующих сервиза не хватает.

— Что тебя так развеселило, милый братец? — спросила Агата, демонстративно отодвигая блюдо с тостами.

Роберт возвел глаза к потолку и патетически воскликнул:

— На днях я видел такую чашку!.. Такую чашку!.. Что, боюсь, больше ни из какой чай пить не захочу.

Агата внимательно посмотрела на него и заключила:

— Ты шутишь. Или дело не в чашке, а в любящей красивую посуду хозяйке того дома, в котором ты загостился недавно?

Роберт на миг умолк и задумался. За время его пребывания в колониях в Агате кое-что изменилось: это была уже не маленькая наивная девочка с бантиками в кудряшках, острому язычку которой дозволительны любые высказывания, а достаточно сообразительная молодая девушка. С ней дозволительно вести лишь беседы на нейтральные темы, не допуская ни злых сплетен, ни бестактных выражений. Пусть даже собеседник — единокровный брат, а речь идет о вкусовых пристрастиях людей, вполне вероятно