Никто не может этого отрицать! И менее всех ты, мой господин!
– Госпожа…
– Нет, я имею в виду не ее женские уловки. Я имею в виду волшебство, с помощью которого она заставила тебя им поддаться. Я говорю о зельях, травах и снадобьях, какими она почти ежедневно потчевала тебя!
– Госпожа Лунеда…
– Подожди. Я почти закончила. Я пришла сказать тебе это лишь потому, что боюсь того, что она может натворить, будь у нее эта лишняя сила, сила, которая повергла в трепет и Мерлина, и Верховного короля, так что они скрыли ее от глаз людских. Мой господин, – дрожащая ручка вновь легла ему на локоть, – я умоляю тебя, умоляю тебя, теперь, когда ты свободен, держись подальше! Не возвращайся никогда! Никогда! Понимаешь?
– Но как я могу? Я дал обет!
– Пусть так. Много лучше было бы, если бы ты вообще не отправлялся на поиски этого сокровища, но если тебе случится когда-нибудь отыскать его, прошу тебя, серьезно подумай прежде, чем привезти его ей! Она сказала тебе, что никогда не использует его во вред Верховному королю?
– Да.
Дама Лунеда уронила руку, отступила на шаг, потом от-" вернула лицо. Когда она повернулась вновь, Александру показалось, что она как-то сразу постарела, черты лица ее обострились от страха.
– Она тебе сказала, о чем говорят на всех этих «советах», какие она держит в своих личных покоях в восточной башне?
– Конечно. Это все, что осталось ей от двора и свиты.
– И конечно, она пригласила тебя присоединиться к ее двору?
– Она хотела. И вскоре так и сделала бы. Она сама так сказала.
– Она сказала, что в такой тайне обсуждают в восточной башне?
– С тех пор, как вернулся Ферлас, она совещается со своими рыцарями об этом походе за Граалем, что так много значит для нее.
– Она тебе сказала, что умерший рыцарь, брат графа Ферласа Юлиан, был моим нареченным?
– О Боже! Нет! Я не знал. Мне так жаль. – Александр начал что-то бормотать, но Лунеда оборвала его:
– Она это знала. Она позаботилась о том, чтобы он от-. правился в этот ее поход. И я верю, – сказала Лунеда так спокойно, что Александр против своей воли тоже в это поверил, – что если он и впрямь умер от каких-то злых чар, это она наслала эти чары.
– Но почему?
– Чтобы он не вернулся. О да, ей бы не понравилось, если бы мужчина ее свиты бросил хоть взгляд на другую, но тут замешано нечто большее. Она боялась, что он расскажет мне об этих собраниях в восточной башне. Но она опоздала.
Мне уже все было известно.
Молчание.
Александр стоял будто каменный истукан, глядя себе под ноги, и спрашивал себя: что ему теперь делать, что сказать, во что ему теперь верить? Дамам не отвечают ложью. А кроме того, он многим обязан был Лунеде за ее доброту, быть может, обязан самой своей жизнью. Но такие слова и из уст той, что когда-то сама была придворной дамой Морганы?
А Лунеда продолжала все еще тем же спокойным невыразительным голосом, сама безжизненность которого убеждала больше, чем самые горячие аргументы. Она рассказывала о клике молодых недовольных людях из отдаленных кельтских земель, недовольных Артуровым миром и сильным централизованным правлением, которое Верховный король навязал мелким королевствам Британии. Теперь нет войн, какие можно было бы вести, и суд теперь не в руках мелких корольков, а совета Круглого зала в Камелоте, и пылкие сорвиголовы среди провинциальной молодежи изнывают в бездействии. «Младокельты», вот как они себя зовут. Начиналось все вполне безобидно, но сейчас юные искатели приключений, похоже, объединяются в отряды, и этими отрядами вертят как хотят своекорыстные мужи – те, что замышляют против Верховного короля и объединенного королевства. |