Мой гость из будущего радовался от души, разглядывая себя в зеркале. Я радовался меньше: эмоции нашего века сдержаннее. Парень, однако, легко мог сойти за иностранца, побывавшего в магазине сувениров. Оставалось лишь узнать его имя. Произнесенное с каким-то немыслимым придыханием, гортанно, оно звучало, как Прэнс или Принс. Я поискал подходящее по созвучию и сказал:

— Ну, будешь Принцем. А я Олег. Пошли.

Первую трудность удалось преодолеть не без риска: он не умел переходить улицу. У них, оказывается, не бывает несчастных случаев: все движущееся обходит и пропускает пешеходов, а правил уличного движения совсем нет. У нас же его пришлось легонько переводить за руку, как слепого.

К счастью, в автобусе оказалось много свободных мест. Я пропустил его к окну и сел рядом. Он тут же прильнул к стеклу, чуть не выдавив его: они не знали стекол — повсюду стекло заменял уплотненный воздух, не пропускавший пыли и мягко пружинивший, когда вы с ним соприкасались. Не знали они и денег: мои два пятачка, опущенные в кассу у двери, вызвали у него усмешку. С такой же усмешкой оглядывал он и пассажиров на остановках, и обгонявшие нас автомобили.

— Какова максимальная скорость такой машины на открытой дороге? — вдруг спросил он.

— В час? — переспросил я. — Километров сто двадцать.

Он засмеялся так громко, что впереди оглянулись. Я обиделся.

— А пятьсот лет назад ездили на дровнях и розвальнях, — процедил я сквозь зубы.

Он принял это как факт, не заметив моего раздражения, и дружелюбно продолжил:

— Мы говорим о скорости только в локальных поездках — на каплях. На спидах ее практически не ощущаешь — так она велика.

Я не успел спросить его о «спидах» — меня перебил парень, проходивший к выходу. Должно быть, он слышал наш разговор и тихо спросил:

— Вы о фантастике? Говорят, журнал такой будет. Не знаете когда?

— Не о фантастике, — сказал я так же тихо, — мы о действительности. Вот этот товарищ у окна прибыл к нам из будущего. Из двадцать четвертого века.

Парень ошалело посмотрел на меня, потом на Принца и рассердился:

— Я вас по правде спрашиваю, а вы разыгрываете. Дурачков ищешь.

— Почему он не поверил? — спросил Принц.

Я вздохнул.

— Боюсь, что никто не поверит.

Второй опыт мы проделали в фойе кинотеатра. Принц не привлекал особого внимания. Подумаешь, спортсмен в тюбетейке! Ну, красивый парень, и все. Только необыкновенная рубашка его вызывала зависть у ребят помоложе.

Здесь же в фойе я нашел знакомых девушек с физфака — синеглазую сибирячку Галю и ее неизменного адъютанта Риту. У Гали откровенно припухли веки — плакала.

— Какими судьбами?! — демонстративно обрадовался я.

— Нечего радоваться, — отрезала Рита. — Галка статистику завалила. Пузаков сегодня не в духе.

— На чем засыпалась?

— Фотоны, — всхлипнула Галка, — распределение Бозе — Эйнштейна.

— Что значит «засыпалась»? — спросил Принц.

Все шло как по рельсам. Он начинал не сговариваясь, и я без улыбки наставительно пояснил:

— Не сдала экзамена, провалилась. Очень трудная тема.

— Пожалуй, — неожиданно согласился Принц, — для вашего уровня, конечно. Одни выводы Мак-Лоя о гравитонах — это третья степень запоминаемости.

Только тут его заметили девушки. Не экстравагантная рубашка с тюбетейкой привлекли их внимание — серьезность тона.