Ну, а в таверну «Петух и червяк» ходили все остальные.

Здесь было несколько темных залов с низкими потолочными балками, о которые билась лбами добрая половина посетителей. Стекла на окнах давно потеряли прозрачность из-за постоянно оседающего на них табачного смога. В этом чаду можно не узнать и родного брата.

Гарри пробрался через толпу к барной стойке, минуя стол, за которым сидели рабочие и фермеры. Один из них – фермер Мэллоу – приветливо кивнул ему. Гарри кивнул ему в ответ, приятно удивленный. Прошлым летом Мэллоу обратился к нему за помощью.

Корова его старого и уже немощного соседа постоянно перебиралась через ограду и дважды топтала грядки с салатом в огороде Мэллоу. Гарри уладил конфликт, построив новый загон для соседской коровы. Он не услышал тогда от угрюмого Мэллоу ни слова признательности и счел его неблагодарным. Очевидно, он ошибся в Мэллоу.

Гарри подошел к барной стойке в хорошем настроении. Сегодня посетителей обслуживала Дженни. Она иногда помогала своему брату Дику Крамбу, владельцу «Петуха и червяка».

– Чего вам? – спросила Дженни, упершись взглядом в его правое плечо и выстукивая пальцами по столешнице рваный ритм.

– Пинту эля.

Она поставила перед ним кружку, и Гарри положил на потрескавшуюся стойку несколько медных монет.

– Дик сегодня здесь? – спросил он тихо.

Дженни стояла достаточно близко, чтобы расслышать его вопрос, однако не отреагировала на него и снова забарабанила пальцами.

– Дженни?

– Ну? – она перевела взгляд на его левое плечо.

– Дик здесь?

Она молча повернулась и ушла.

Гарри вздохнул и пошел к свободному столику у стены. Сложно было понять, куда ушла Дженни: звать Дика, принести еще пива, или ей просто надоели его вопросы. В любом случае можно присесть и подождать.

Да, он просто сошел с ума. Гарри отхлебнул пива и вытер с губ пену. Лишь этим он мог объяснить себе, почему бросился вдруг целовать леди Джорджину. Он подошел к ней, лицо в крови, все внутри горит от ударов. У него и в мыслях не было целовать ее. Внезапно она оказалась в его объятиях, и ничто не могло удержать его от того, чтобы не попробовать ее губы на вкус. Ни опасность второго нападения. Ни боль во всем теле. Ни даже ее благородное происхождение, будь оно проклято, и все, что это влечет за собой.

Это безумие. Обыкновение безумие. Сегодня он целует свою госпожу, а завтра станет бегать голым по улице и размахивать своим мужским достоинством. Он сделал еще глоток. Веселенькая будет картина, особенно если учитывать, как это самое достоинство ведет себя в последнее время.

Он был нормальным мужчиной, и вожделение не было для него чем-то необычным. Но раньше он мог просто уложить женщину в постель, если она свободна, или, в конце концов, удовлетворить себя сам. Все очень просто. Он никогда не испытывал этого болезненного, томящего чувства, стремления к той, которой никогда – и он это понимал – не мог обладать. Гарри хмуро посмотрел в пустую кружку. Пожалуй, надо взять еще эля.

– Надеюсь, это не из-за меня ты такой мрачный, – услышал вдруг Гарри, и перед ним очутились две кружки пенного эля. – Угощайся.

Дик Крамб опустился напротив и сделал глоток. Его живот, обтянутый грязным фартуком, удобно разместился под крышкой стола. Маленькие поросячьи глазки блаженно закрылись, когда эль потек по его горлу. Он вытащил из кармана фартука фланелевое полотенце и вытер рот, лицо и лысину.