И Паша решила обратиться за помощью к своей родне. Может, возьмут мальчонку месяца на два-три, пока тут все не успокоится? Он хлопот особых не доставит: сам ходит, сам ест, еще и по хозяйству поможет.

Брат и мать согласились – а чего, пусть малыш поживет. Может, и окрепнет на свежем воздухе.

Так Петя оказался в деревне под Геленджиком.

Это и стало началом его новой жизни.

И девчонка закатывала такие истерики, что Петю оставляли дома. А вместе с ним оставалась и Надя.

Хотя и бабушка, и дядя с тетей, и двоюродные братья, если честно, с гораздо большим удовольствием приняли бы у себя добрую и милую Надюшку, так похожую на маму в детстве, а не плохонькую внешне и внутренне Любу, вредную, капризную, ленивую. К тому же жестокую, как отец. Еще во время первого гостевания девочки таинственным образом начали пропадать цыплята. Бабушка Фрося грешила на соседского кота, пока Ванька, один из двоюродных братьев, не увидел, как маленькая Любашенька сворачивает пискле шейку. И личико ее, и без того не блещущее красотой, было при этом такое страшное, что мальчик в слезах кинулся к бабушке.

Любу наказали, цыплята пропадать перестали. Но у соседей то котенок исчезнет, то утят не досчитаются. Любашу больше на месте преступления не заставали, так что родня могла только догадываться, чьих рук это дело.

А Ванька, кстати, в то лето больше месяца пропрыгал с гипсом на ноге – с лестницы упал, когда в построенную вместе с братьями халабуду на старой яблоне лез. Это был их мальчишечий штаб, куда Любаше вход был категорически воспрещен. Правда, когда в свое время у них гостила Надя, ее кузены с удовольствием брали в свои игры.

В общем, где-то дня через три после того, как Любу взгрели за цыплят, Ваня полез в свой штаб, а одна из перекладин под ним возьми и проломись. Мальчик упал и сломал ногу.

Место пролома было подозрительно ровным, словно кто-то подпилил перекладину, но бабушка и мамка с папкой детям не поверили – да ну, глупости какие, Люба слишком мала для подобной пакости, ей всего шесть лет!

Мала – не мала, но играть с ней братья отказались.

И очень просили, чтобы на будущий год приехали все, и больной Петечка тоже. Но снова явилась одна Любка, отвоевавшая ревом и скандалами свое единоличное право гостить у моря.

Так продолжалось четыре года, пока Паша не решилась отправить сына в деревню подальше от органов соцопеки.

Люба снова попыталась пойти проверенным путем – закатить истерику, но на этот раз ничего не вышло. В ответ на злобное:

– Я не поеду с этим крабом! Мне стыдно! Или я, или он!

Мать, с трудом сдерживая возмущение, почти спокойно ответила:

– Хорошо. Выбрала. Поедет Петя. Теперь его очередь, ты достаточно отдыхала у моря.

– А… – Люба, привыкшая, что ее ультиматум обычно срабатывал безотказно, от неожиданности смогла только булькнуть.

– Не лопни от злости, сестричка, – усмехнулся читавший книгу Петя. – Ты сейчас на сдохшую неделю назад крысу похожа – так же раздуло.

Не по годам взрослый, мальчик давно уже разобрался в семейных отношениях. И платил отцу и средней сестре той же монетой – гнутой и потемневшей от ненависти.

Люба мгновенно полыхнула красным, задохнувшись от злости:

– Ах ты… ах ты, сволочь криворукая! Ты как меня назвал?!

– Повторить? Тебе что-то непонятно? Крысой – потому что похожа на крысу своим длинным носом, а сдохшей – потому что раздуло тебя от злости и тупости.

– Ненавижу! Чтоб ты сдох! Правильно папка хотел тебя удавить! – перешла на ультразвук девочка, топая от злости ногами.

– Люба! – ужаснулась мать.