— Вы отваживаетесь предсказывать?

— Просто небольшой прогноз. Эта ее линия поведения мне знакома.

— Почему вы не работаете?

— Уволили.

— Можно узнать причину?

— Сейчас мне не хочется ворошить прошлое.

Сомелье принес вино и налил чуть-чуть в бокал доктора Лоуэнстайн. Она вдохнула букет, пригубила и кивнула. Я люблю эти маленькие спектакли за столом, это изящество ритуала. Я с наслаждением приложился к бокалу и почувствовал, как вино проникает внутрь, начиная затяжную осаду моей мигрени. Конечно, пить мне не стоило, но очень хотелось. Ведь я решил рассказать этой женщине не только о детстве Саванны — я избрал другую стратегию: поделиться историями из своей жизни и тем самым спасти себя от себя же.

— Увы, доктор, ваш аспирин не помог, мигрень нарастает. У меня нет работы и нет перспектив ее получить. У моей жены — она врач-терапевт — роман с кардиологом. Она подумывает меня оставить. Я ненавижу родителей, однако через пять минут буду это отрицать, заверяя, что имел в виду совсем другое и что крепко люблю их. Мой брат Люк — семейная трагедия. Вы о нем слышали, хотя пока не знаете, какое отношение это имеет к Саванне. Кстати, я говорил, что мой отец сейчас в тюрьме? Потому он и не отреагировал на вашу телеграмму. В истории клана Винго переплелись юмор, гротеск и трагедия, с преобладанием последней. Потом вы поймете: безумие Саванны стало естественным ответом на жизнь нашей семьи. А вот мой ответ совсем неестественный.

— И каков же ваш ответ?

— Я долго притворялся, что все нормально. Умело пользовался унаследованным от матери даром отрицания. Сестра называет меня «невспоминающим тренером», однако я помню куда больше, чем она.

— А сейчас?

— Сейчас я распадаюсь на части. Это не моя роль. Семья определила мне быть бастионом силы, «человеком со свистком», хорошим тренером, первым секретарем и главным свидетелем семейных мелодрам.

— Том, вам не кажется, что вы немного переигрываете?

— Да. Больше не буду. Постараюсь быть обаятельным.

Мы заказали блюда, и, пока их ждали, доктор Лоуэнстайн рассказала мне о себе. Пламя свечей смягчило ее черты. Она ела крабов, фаршированных миндалем, а я описывал ей ловлю крабов в реке Коллетон. Я поглощал лосося, плавающего в бархатном укропном соусе, и слушал ее историю о шотландских рыбаках, промышляющих лососем. Позже доктор Лоуэнстайн взяла вторую бутылку вина, грибной салат — свежайший, пахнувший лесной землей — и винегрет, украшенный листьями базилика. Головная боль прошла, но мигрень не оставила своих попыток проникнуть в мою голову: она неспешно двигалась вверх по спине, словно поезд, одолевающий горный перевал. Принесли мой десерт — малину со сливками. Себе доктор Лоуэнстайн выбрала фруктовое мороженое и, когда его подали, вновь вернулась к Саванне.

— Том, вы когда-нибудь слышали слово «Калланвольд»? — осведомилась доктор.

— Еще бы. Но почему вы спрашиваете?

— Одно из слов, которые Саванна без конца повторяла, когда пришла в сознание. Точнее, выкрикивала его.

Доктор Лоуэнстайн подала мне сложенный листок бумаги и попросила с ним ознакомиться.

— Я говорила вам, что в первые дни пребывания Саванны в клинике записывала на пленку все ее фразы. Вдруг это пригодится, когда Саванна окрепнет и мы приступим к лечению. Тут выжимки из десятков часов ее бреда.

Взяв бокал с вином, я начал читать.

«Затычки для Принца приливов. Собаки на моем дне рождения.