— А что? — в божественном голосе прорезались недовольные нотки. Она и говорила так, что заслушаешься. — Я опять совершила что-то ужасно неприличное?

О да, маленькая моя, ты даже не представляешь, что ты натворила. Ты перевернула мой мир, вот что ты сделала.

— Вам нельзя петь! — служанка нарисовалась на балконе и ухватила лиа Эрианор за руку. — Немедленно вернитесь в спальню! вы… вы беду накличете!

— Ой, да ну тебя в болото, — с досадой выругалась девчонка, выдернув локоть и отвернувшись. — То нельзя, это нельзя! Что тут вообще можно?!

— Разноцветным нельзя петь, — непререкаемым тоном заявила служанка. О, это как? Это почему это интересно? Никогда не слышал. Кстати, я и никогда не слышал также, чтобы кто-то из цветных пел, действительно. — Вернитесь в спальню и переоденьтесь, лиа.

— Блин, сдохну я тут со всеми вашими запретами!

И она ушла. Нет-нет, маленькая моя, не сдохнешь. Игра началась, и я готов сыграть по-крупному! И для начала, выясню, почему же цветным девочкам нельзя петь. Перебирая в памяти чудесные звуки голоса, я вернулся к себе и сразу направился в библиотеку. В моём доме находилось самое большое собрание книг в городе, наверняка найду среди этого бумажного хлама нужную информацию. Должно, должно где-то быть объяснение!

Эрианор

Я на некоторое время опять осталась одна. И слава богу, задолбали эти слуги, вечно суют нос куда не надо! Толстый том по правилам местного флирта лежал, раскрытый на десятой странице, а до пресловутого Вечера Первой Игры оставалось всего два дня. Растудыть твою в качель да три раза через забор!! Предстояло ещё продумать, как тут ввергнуть в ступор всю местную аристократию, намеревавшуюся всерьёз играть в фарс, называемый Выбором. Ну я вам всю малину испорчу, чесслово! Это как так, блин, я не имею права решать, за кого замуж пойду?! Кстати, это ещё большой вопрос, пойду ли. Кого тут предупреждать надо, что я не нанималась спасать мир и наставлять на путь истинный плохих парней путём окольцевания?

Распутав творение горничной, и решительно избавившись от кучи шпилек и заколок, я расчесала полосатую гриву, непривычная тяжесть клонила голову назад. Ну и ладушки, хоть сутулиться перестану. В окно светила полная луна, и вдруг охватила тоска. Снова вспомнились ужасные картинки собственных похорон и потерянное лицо мужа, с трудом удержалась от слёз бессилия. Набросив на плечи домашнее платье, я вышла на балкон. Душа требовала… чего? Хотелось петь. Там, в родном мире, пела только по пьяни, и под фонограмму, голосом не обладала ни в какой мере. Сейчас… сейчас тоска рвала грудь острыми когтями, и единственным способом избавиться от неё была песня.

Я вышла на балкон, облокотилась на перила. Строчки сами всплывали в памяти, и я поддалась искушению. Прикрыв глаза, запела, неожиданно низким, приятным голосом.

They call me The Wild Rose

But my name was Elisa Day

Why they call me it I do not know

For my name was Elisa Day…

Душа рвалась на части. Кто я? Что здесь делаю? Почему меня выдернули сюда, лишив той жизни? Да, может, там я не была совсем счастлива, может, не совсем устраивала меня такая жизнь, но… это моя жизнь. Была. Песня лилась и лилась, а я уплывала с ней, сердце сладко щемило, и тоска окутывала, словно одеяло. Странные чувства, одновременно горько-сладкие, смутные, волновали кровь, будоражили воображение, и… я уже не понимала, что происходит. Пока волшебство не прервал полный ужаса голос служанки.

— Лиа, что вы делаете?!

Ну вот, опять. Опять я что-то нарушила. Да сколько ж можно, а?! Поругавшись, я таки переоделась в длинный плотный балахон, называемый тут ночной рубашкой, заплела косу, в очередной раз буднично послав служанку лесом на предложение надеть ночной чепец.