- Вот теперь решай, - перед Олафом возник колдун и положил ему на плечи обе руки. - Теперь ты свободен. Никакой боли, никаких обязательств. Выбор: люди или раскоряки. Они пожирают наших детей, вспомни!

- Не помню, - признался чивиец. - Смертоносцы едят только мертвых. Таков договор.

- Так было не всегда, и ты это знаешь. Завтра, когда мы станем не нужны, тоже все окажется иначе. Но придет Фольш, тот, кого люди предали из страха перед пауками. Когда-то мы одни владели этим миром, попирая ногами насекомых. Помнишь?!

Последнее слово Костас неожиданно выкрикнул прямо в лицо Олафа. Чивиец зажмурился, но от этого видение стало только более явным: огромные, исполинские человеческие фигуры шли по степи, не обращая внимания на погибающих под их подошвами насекомых. Олаф видел муравьев, жуков, отчаянно пытался спастись паук-бегунец. В воздухе пролетела оса, человек отмахнулся от нее, почти не заметил.

Сотник открыл глаза, потряс головой. В сказках, известных каждому человеку, все было не так. Утверждалось, что некогда не люди были огромны, а насекомые малы. Потом с неба упал зеленый огонь и мир стал меняться… Значит. Видение - всего лишь плод дыма и внушения колдуна, объяснил себе Олаф.

- Там! - колдун задрал руку к небу. - Вот там, прямо над нами, гори звезда! Там Фольш, отец всех людей, собирает верных себе! Каждый, кто умрет за него, получит новое тело, вечное, сильное и здоровое! Когда армия будет готова, она спустится вниз на летучих лодках и истребит насекомых, навсегда изгонит их с земли!

- Вот оно что… - понимающе кивнул чивиец и поискал глазами Мету. Дикарка, не обращая внимания на струящуюся сквозь повязку кровь, отплясывала вместе со всеми. - Тогда понятно.

- Слушай Фольша! - потребовал Костас.

И тут же в уши Олафа ворвался стократно усиленный рев повстанцев. Фольш! Фольш! Сотник сам не заметил, когда присоединился к этому хору. Люди нравились ему… Теплые, нежные, мягкие, совсем не такие, как покрытые жестким хитином пауки. Люди должны помогать друг другу!

- Фольш! - Олаф даже осторожно подпрыгнул, но тело не отозвалось болью. - Фольш!

- Фольш! - просиял Костас. - Вот твой выбор! Фольш! Веди нас к Фольшу! Фольш! Олаф!

Повстанцы собрались в круг возле новообращаемого, многие выкрикивали его имя. Поддаваясь своему желанию, Олаф обнял Вика, потом Костаса, потом Пивара. Следующей случайно оказалась Мета, и когда дикарка выпустила сотника из своих объятий, кинжала на ее поясе уже не было.

- Фольш! - крикнул Олаф, втыкая клинок в живот Костаса.

Тот еще попытался поддержать, выкрикнуть имя бога, но не смог и только жалко улыбнулся, приседая. Олаф ударил Мету, под грудь, в сердце, и тут же его схватил за руку первым опомнившийся Пивар. Но ловкие пальцы воина перехватили кинжал, прокрутили, поворот запястья дал необходимый нажим.

Пивар еще смотрел озадаченно на свою руку, почему-то переставшую слушаться, выпустившую врага, еще не чувствовал боли от пореза, а Олаф уже катился по земле к костру. За ним кинулся Вик, замахиваясь топором, но сотник не поднялся, прыгнул вперед, сквозь огонь, над самыми углями. Дикарь едва успел остановиться, бороду опалило огнем.

- Уйдет! - взревел Вик и побежал вокруг огня.

Олаф не долетел, упал на угли, но сберег руки, прокатился по ним на спине. С затрещавших волос на затылке он сбил пламя ударом ладони, радуясь, что вовремя знаменитой прически, с курткой не было времени разбираться. А она стала прекрасным ориентиром для догоняющих - раздуваемый ночным ветром огонек, убегающий в темноту.

- Костас убит! - голосил сзади оставшийся у костра Пивар, и дикари ответили злобным воем.