|
«О чем? – подумал он. – О чем?» Она не слышала ничего, и, подойдя к алтарю, д'Арси остановился в терпеливом ожидании. Наконец Розамунда глубоко вздохнула, поднялась с колен и повернулась к нему; при свете лампады он увидел на ее лице следы слез. Может быть, и она говорила с приором Джоном, который был также и ее духовником. Кто знает? По крайней мере, взглянув на Годвина, как статуя, стоявшего перед ней, она вздрогнула, и с ее губ сорвались слова: – О, как скоро! – Но, овладев собой, она прибавила: – Как скоро вы пришли по моей просьбе, кузен. – Я встретил служанок у дверей, – сказал он. – Как хорошо, что вы пришли, – продолжала Розамунда. – Но, право, после того дня на моле мне страшно пройти хотя бы расстояние полета стрелы с одними женщинами, с вами же я чувствую себя в безопасности. – Со мной или с Вульфом? – Да, и с Вульфом, – повторила она, – то есть когда он не говорит о войнах или приключениях в далеких странах. Они подошли к порталу церкви и увидели, что на землю падают большие хлопья снега. – Останемся здесь с минуту, – сказал Годвин. – Это только проходящее облако. И они остановились в полутьме, и несколько времени никто из них не говорил; наконец Годвин сказал: – Розамунда, двоюродная моя сестра и леди, я пришел, чтобы задать вам один вопрос, но прежде (почему я говорю это, вы поймете потом) я обязан попросить вас ответить мне на него не раньше, чем через сутки. – Это легко обещать, Годвин. Но что это за удивительный вопрос, на который нельзя ответить? – Вопрос короток и прост. Согласитесь ли вы быть моей женой, Розамунда? Она отшатнулась к стенке портика. – Мой отец… – Розамунда, я говорю с его позволения. – Могу ли я ответить, раз вы сами запретили мне говорить? – Только до завтрашнего дня. Тем не менее прошу вас выслушать меня, Розамунда. Я ваш двоюродный брат, и мы росли вместе; ведь за исключением того времени, когда я был на войне в Шотландии, мы никогда не расставались. Поэтому мы хорошо знаем друг друга, так хорошо, как обыкновенно не знают люди, не соединенные браком. Поэтому также для вас не тайна, что я всегда любил вас, сначала как брат любит сестру, теперь же как жених любит невесту. – Нет, Годвин, я этого не знала, напротив, я всегда думала, что ваше сердце совсем в другом месте. – В другом месте? Какая же дама… – Нет, я думала, что оно приковано не к даме, а к вашим мечтам. – Мечтам? Мечтам о чем? – Я не знаю этого. Может быть, о том, что не связано с землей, о том, что выше бедной девушки. – До известной степени вы правы, кузина, потому что я не только люблю земную девушку, но и ее дух. Да, вы моя мечта, поистине мечта, символ всего благородного, высокого, чистого. В вас и через вас, Розамунда, я поклоняюсь небу, которое надеюсь разделить с вами. – Мечта? Символ? Небеса? Разве такими блестящими одеждами можно украшать образ женщины? Право, когда обнаружится действительность, вы увидите, что мое лицо только череп в украшенной камнями маске, и возненавидите меня за обман, хотя не я обманула вас, а вы сами, Годвин. Только ангел может явиться в том образе, который рисует ваше воображение. – Ваше лицо станет ликом ангела. – Ангела? Почем вы знаете? Я наполовину восточного происхождения, и по временам во мне клокочет кровь. Мне тоже являются видения. Кажется, я люблю власть, прелести и восторги жизни, жизни, непохожей на нашу. Уверены ли вы, Годвин, что мое бедное лицо сделается ангельским ликом? – Я хотел быть уверенным в чем нибудь. Во всяком случае, я хотел бы подвергнуть себя и вас такому испытанию. – Подумайте о вашей душе, Годвин. Она может поблекнуть. |
