Следующая сцена пере носила зрителей в наши дни, и в ней очень красивая, но ужасно избалованная, чересчур роскошно одетая и накрашенная Ариэль тоном, не терпящим возражений, требовала, чтобы кузина согласилась на ее план по обмену жизнями. Ариэль совсем не хотела предстать перед окружающими в виде ужасного сноба, и она не собиралась выставлять Сару в виде безвольной глуповатой секретарши, но фильм должен быть проще и ярче, чем настоящая жизнь, и потому Сара, внося исправления, где-то преувеличивала, что-то добавляла, стремясь сделать историю более захватывающей и контрастной. Желая оправдаться в глазах сестры, Сара заявила, что та стала своего рода Пигмалионом наоборот.

– Ты хочешь сказать, что я опустилась со своего уровня до твоего? – вздернув брови, высокомерно поинтересовалась Ариэль.

Сара в ответ лишь расхохоталась. Где-то в суете после возвращения с Королевского острова она вдруг перестала быть одинокой и никому не нужной, Теперь у нее есть любящий муж, а кроме того, в Арунделе ее приняли как родную, и она могла наконец почувствовать свою принадлежность к корням, ощутить себя частью древнего и гордого рода.

Нужно отметить, что не все шло так уж гладко, и в процессе написания и редактирования сценария сестры довольно сильно поссорились. После спасения, обнимая друг друга, плача и смеясь, они спешили рассказать друг другу все, что случилось с каждой из них. Ариэль, находясь под воздействием эмоционального стресса, не подумала скрыть историю с порванной ночной рубашкой, и пересказала, как позже Дэвид пошутил по этому поводу, когда она разорвала его брюки. Сара не смогла удержаться от соблазна и, зная, какое эти сцены произведут впечатление на зрителей, вставила их в фильм. Ариэль рассердилась. Сара уговаривала, упрашивала, доказывала и в конце концов сломила сопротивление сестры. Они помирились, а обе сцены остались.

В тот вечер, когда премьера фильма состоялась на телевидении, Бромптон установил на главной площади Королевского острова у здания суда огромный экран и пригласил на просмотр весь город. В тот момент, когда Ариэль (в исполнении Сары) разорвала рубашку и гордо произнесла: «Я женщина!» – зрители свистели, хлопали и вопили от восторга так, что слышно было на материке. Сама Ариэль от смущения готова была провалиться сквозь землю и попыталась спрятаться под стулом, сделав вид, что уронила что-то важное. Однако Дэвид с одной стороны, а Бромптон с другой подхватили ее под руки и не позволили дезертировать.

Второй раз зрители бурно выражали свой восторг, когда пошла сцена ареста Эулы Несбит и Ларри Ласситера. А уж когда показали судью Проктора в наручниках, то в небо взвились ракеты и загремел салют. Ни Дэвид, ни Бромптон ничего не знали о готовящемся салюте, а потому радовались как дети не меньше остальных зрителей.

После окончания фильма Бромптон попросил горожан не расходиться еще некоторое время, заявив, что хочет показать им свой собственный фильм.

Барбекю уже источало восхитительный запах, оркестр настраивал инструменты, но люди остались на местах из уважения к человеку, который успел за короткое время совершенно изменить жизнь острова. Дэвид и Ариэль удивленно переглядывались, Сара улыбалась, как Чеширский кот, но молчала, как партизан.

Кадры, появившиеся на экране, были стилизованы под черно-белое немое кино тридцатых годов. Пленка шипела и даже, рвалась пару раз. Горожане увидели Гидеона, который воссоединился наконец со своими родственниками. Дом, в котором жила семья Несбит, не зря показался Бромптону знакомым. Он вспомнил, что видел подобный проект на одной из выставок в Нью-Йорке, куда ею занесло, еще когда он учился в колледже. Вернувшись после приключений на Королевском острове, он перерыл гору информации в Интернете, но нашел фамилию архитектора, создавшею тот проект.