— Для меня и для той, которая меня прислала, ты по-прежнему палач Парижа. Та, которой ты подчиняешься, не освобождала тебя от исполнения твоего долга!

И пришелец вытянул вперед свою правую руку. Средний палец украшал железный перстень с выбитыми на нем таинственными символами. Клод бросил взгляд на перстень и вздрогнул. Потом он низко поклонился с видом величайшего почтения.

— Ты повинуешься? — спросил незнакомец.

— Я повинуюсь, ваша светлость! — ответил Клод сдавленным голосом.

— Хорошо. Приходи сегодня в дом, что стоит на краю острова, за Собором Парижской Богоматери. Казнь состоится в десять часов… Ты будешь там?

— Я там буду, ваша светлость! — сказал Клод со вздохом. — Но передайте тем, кто вас послал, что я устал, очень устал… что ужас душит меня по ночам… что я не хочу больше убивать, а должен умереть сам… и что завтра я разрываю договор, связывающий меня.

Он выпрямился в полный рост и добавил:

— Это значит, милостивый государь, что вы не сможете больше на меня рассчитывать… эта казнь будет последней!

— Последней? — переспросил человек в черном. — Ну что же! Знаешь, Клод, я, пожалуй, покажу тебе свое лицо… чтобы ты не полагал, будто я прячу его от тебя.

— Что мне ваше лицо! — проворчал палач. — Я уже видел вашу руку… и страшный железный перстень! Этого достаточно! Идите с миром, сударь!

— Однако прежде ты должен увидеть мое лицо, — настаивал незнакомец. — Сейчас я говорю с тобой не как с палачом и не как посланец государыни!..

Стремительным жестом он откинул капюшон и открыл лицо, бледное, как у выходца с того света. Клод отпрянул, задыхаясь, и прошептал с удивлением и ужасом:

— Епископ!.. Принц Фарнезе!.. Отец ребенка!..

— Ребенка, которого ты у меня украл! — воскликнул Фарнезе. — Да, это я! Я, проклявший похитителя! Я, пришедший проклясть его еще раз, потому что у него нет жалости к моему несчастью! Хотя нет! Я не стану проклинать тебя. Безрассудная надежда поддерживает меня все эти годы. Да, я все еще надеюсь, и я умоляю тебя: скажи мне правду! Сжалься над моим горем!

Клод ненадолго задумался, опустив голову. Он колебался. Фарнезе с трепетом ожидал его решения.

— Какую правду? — проговорил наконец Клод ледяным тоном. — Я же все рассказал вам в тот день, когда вы пришли ко мне, помните, тогда, четырнадцать лет назад?

Фарнезе, сломленный, закрыл глаза и пошатнулся…

— Она умерла! — продолжал Клод все так же холодно. — Умерла спустя три дня после того, как я подобрал ее у виселицы… умерла на руках женщины, которой я ее доверил…

Кардинал принц Фарнезе ничего больше не спросил у палача. Он воздел руки к небу и что-то прошептал. Потом он накинул на голову капюшон и направился к двери. Клод торопливо набросил на плечи плащ и у самого порога нагнал Фарнезе. Он коснулся плеча посетителя и сказал со странной для человека его профессии застенчивостью:

— Извините… еще одно слово.

Фарнезе вздрогнул, оторванный от своих горьких мыслей:

— Что ты хочешь?

— Вы не сказали, кого мне предстоит казнить нынче вечером!

— Не знаю! — сказал Фарнезе, неприступный и мрачный.

— Это мужчина? Женщина?

— Девушка… Почти девочка.

Клод содрогнулся. Девушка… Нежное и слабое создание, которое он убьет!

— Несчастная! — прошептал он.

В этот момент раздался звон колокола Собора Парижской Богоматери, торжественные звуки бесконечной грустью разлились над уснувшим Ситэ.