— Значит, мы свободны! — задыхаясь, произнесли несчастные молодые люди.

— Вы будете свободны…

— Так мы помилованы?!

— Так и есть!.. — тихо сказал шевалье.

— Кто нас помиловал?.. Герцог де Гиз?

— Нет! Никто вас не помиловал, но я вас освобождаю.

— Ваше имя! Ваше имя! — закричали все трое с чрезвычайным волнением.

— Раз вы мне оказали честь, сказав ваши, господа, то мое имя — шевалье де Пардальян…

— О, мой друг! О, мой брат! — прошептал Карл. — Теперь я вас понял!

— Поторопитесь, господа! Если вы хотите получить свободу, которую я вам предлагаю, то ее еще надо завоевать…

В мгновение ока трое молодых людей были готовы. Каждому из них Пардальян вручил по аркебузе. Тот, кого звали маркиз де Сен-Малин, приветствовал Пардальяна, столь церемонно и с такой грациозной легкостью, как если бы он был на балу в одной из зал Лувра.

— Господин Пардальян, — сказал он, — мы обязаны вам свободой и, возможно, жизнью. Мы не мастера произносить речи, но все же выслушайте эту: мы должны вам три жизни и три свободы. Когда вам будет угодно и где вам будет угодно, придите и попросите у нас наши три жизни и свободу. Это долг чести; мы заплатим вам немедленно. Не так ли, господа?

— Мы уплатим наш долг этому господину по первому его требованию, — сказали Шалабр и Монсери.

Пардальян поклонился, как бы принимая к сведению эту клятву.

— В путь, господа, — сказал он коротко. — А ты иди вперед!

Комтуа воздел руки кверху и повиновался.

Эти трое молодых узников, которым приверженцы герцога де Гиза уготовили мучения и смерть, были из числа тех, кого Генрих III называл своими приближенными. Это означало, что они входили в состав того знаменитого отряда из сорока пяти дворян, которых король держал при себе в качестве личной охраны. Отчаянные забияки, глухие к любым мольбам о снисхождении и храбрые до безрассудства, они убивали не колеблясь, когда король указывал им жертву, и их не интересовало, был ли этот человек из числа их друзей или даже родных.

Тюремщик поднялся на следующий этаж и открыл дверь. Пардальян и Карл вошли, прочие остались ждать на лестнице. При свете своего фонаря Пардальян разглядел забившееся в угол несчастное существо, убогое на вид, облаченное в мерзкие отрепья, с нечесаными волосами, с длинной седой бородой, с потухшим взглядом. Узник дрожал.

— Кто вы? — спросил Пардальян, наклоняясь.

— Вы разве не знаете? Я номер одиннадцатый, — ответил он.

— Ваше имя? — вновь тихо спросил Пардальян.

— Мое имя?.. Я уже не помню…

Пардальян вздрогнул.

— Так вы уже давно находитесь в этой башне?

— Десять лет, двадцать лет… я потерял счет. Король Карл IX велел меня арестовать в день своего восшествия на престол, меня и четверых моих друзей, за то, что мы распевали веселую песенку, высмеивавшую его…

— Где ваши друзья?

— Умерли, — глухо произнес несчастный.

Шевалье покачал головой и пробормотал несколько слов, которые никто не расслышал. Узник, натянув лоскут ткани на плечи, вновь принял угрюмый и безразличный вид. Должно быть, ему уже много раз наносили подобные визиты, и он более не придавал им значения.

— Друг мой, идемте, вы свободны, — сказал Пардальян.

— А? Что? Что вы там пропели?..

— Конец вашей песенки, — ответил Пардальян, улыбаясь. — Говорю вам: идемте, вы свободны.