— Теперь пойдем отсюда, — сказал Пардальян и, в свой черед, вместе с Карлом Ангулемским перешел по подъемному мосту.

— Господин комендант? — раздался рядом с ним голос сержанта, который догнал его и снял шляпу.

— Что вы сказали? — спросил Пардальян, оборачиваясь.

— Господин комендант, каковы будут ваши указания? Должен ли я закрыть ворота?

— Ах, мой дорогой! К какому коменданту вы обращаетесь?

— Но… — пробормотал сержант, — как же… Я предполагаю, что это вы — новый комендант Бастилии…

— Кстати! — вскричал Пардальян, хлопнув себя по лбу. — Я ведь чуть не забыл… Друг мой, сделайте мне одолжение, сходите в Северную башню и освободите своих товарищей, которых я там запер. Что касается коменданта…

— Комендант! — произнес сержант, лязгнув зубами.

— Да-да! Господин де Бюсси-Леклерк! Вы найдете его в подземелье второго яруса, где он, должно быть, очень бранится. Идите, друг мой, идите.

— Но разве вы не новый комендант? — завопил сержант, бледнея оттого, что перед ним забрезжила смутная догадка.

— Я? — спросил Пардальян с ледяной холодностью, которая всегда появлялась в его голосе, когда он забавлялся. — Я такой же узник, как те господа, которых вы вытолкали прочь. И вы видите, я поступаю так же, как они: я ухожу отсюда…

Сержант остался стоять на месте, вытаращив глаза от удивления и испуга. Когда он пришел в себя, Пардальян и Карл были уже далеко.

— Скажите господину коменданту, — прокричал Пардальян, — что я с радостью буду к его услугам, когда он захочет опять взять реванш!

— К оружию! — заревел сержант, рвя на себе волосы. — Бунт!

Однако шевалье и молодой герцог уже исчезли в глубине улицы Сен-Антуан. Бедолага-сержант потребовал, чтобы пробегавший мимо патруль завернул в Бастилию. Но патруль спешил на крепостные стены и не обратил внимания на его крики. К тому же в то утро в Париже кричали все. При свете восходящего солнца глазам редких горожан, оставшихся у себя дома, представилось странное зрелище.

Большинство дверей было забаррикадировано; поперек улиц были протянуты цепи. Все мужчины находились у крепостных стен. На самих стенах кишела огромная толпа, которая пристально всматривалась в мирный горизонт.

Герцог де Гиз, расположившийся у Новых ворот — самого уязвимого места обороны, так как противник мог попытаться проникнуть в город по Сене, — собрал здесь свои лучшие войска. Кавалеристы выехали за стены, чтобы попытаться разведать, каковы же силы роялистов…

Постепенно разведчики один за другим возвращались… И все приносили один и тот же ответ…

Вокруг Парижа нет никаких роялистов! Нет никакого врага! Нет никаких атакующих.

Как же так? Отчего возникла паника? Почему били в набат? Какой колокол зазвонил первым? Никто не знал. Гиз, раздраженный и хмурый, в конце концов пожал плечами и закричал Мореверу и Менвилю, которые находились рядом с ним:

— Если уж наши парижане приходят в такое волнение при виде тени волка, то что будет с ними, если они увидят самого зверя? Мои братья и моя мать правы. Надо уезжать!

Войска вернулись в казармы, толпы народа смущенно разошлись по домам: цепи были сняты, баррикады разобраны…

Герцог де Гиз возвратился в свой дворец. Когда он проезжал по улицам, распространился слух, что скоро будет устроено большое шествие и что сын Давида, Великий Генрих, Святой Генрих, вот-вот встретится с Валуа.

Около семи часов утра Гиз вернулся во дворец и приказал немедленно начать приготовления к отъезду в Шартр.