Когда Пардальян вышел из «Ворожеи», Моревер бросился за ним и проводил до самой двери постоялого двора «Надежда». И пока Пардальян внутри ждал Бельгодера, Моревер снаружи ждал, когда появится Пардальян.

Он был терпелив. Если бы понадобилось, он караулил бы всю ночь. Но он ни за что не осмелился бы зайти в помещение, где находился шевалье. От одной мысли, что он может очутиться лицом к лицу с Пардальяном, на лбу Моревера выступал холодный пот.

Пардальян в Париже! Это же верная смерть! И какая смерть! Воображение злодея рисовало изощренные пытки, приписывая шевалье такие же мысли, какие руководили им самим.

Опять бежать? Но куда? Вновь скрываться, как скрывается он уже долгие годы? Но где? Как избавиться от ужаса, заставлявшего его дрожать при одном упоминании имени Пардальяна, при одном виде человека, имеющего с ним даже отдаленное сходство?

Чего он хотел? Он и сам точно не знал. Увидев Пардальяна в «Ворожее», он покинул своего спутника и, словно одержимый, ринулся вслед за шевалье, надеясь, что случай ему поможет…

О! Если бы он мог убить Пардальяна… Он не просто желал ему смерти; он так ненавидел шевалье, что желал ему ужасных страданий. Но в душе Моревера жило чувство более сильное, чем ненависть… Это был страх!.. Постоянный страх… страх, который по сто раз на дню заставлял его на улице внезапно оборачиваться с чувством, что Пардальян идет за ним, страх, который будил его по ночам и заставлял напряженно вслушиваться и вглядываться в темноту…

Для Моревера убить Пардальяна значило не просто дать выход ненависти и уничтожить врага; убить для него значило избавиться от страха: пока шевалье был жив, Моревер жить не мог!

Перед постоялым двором «Надежда» он сказал себе, что, возможно, сегодня случай наконец представится. Однако хватил ли у него сил убить? Хватит ли смелости приблизиться к Пардальяну? Он понимал, что сам на убийство не решится… Человек отчаянной храбрости, он мог дать отпор десятку противников… но напасть на Пардальяна?.. Нет-нет, ни за что!

Уже стемнело, когда он заметил двух мужчин, приближавшихся к постоялому двору. С первого взгляда Моревер угадал в них проходимцев, бессовестных негодяев, способных за деньги на что угодно. Улицы Парижа кишели такими мерзавцами. За несколько экю они были готовы без особого шума отправить на тот свет любого. Моревер сделал им знак приблизиться, и двое прохвостов тут же повиновались.

— Хотите заработать каждый по пятьдесят ливров? — спросил Моревер, не переставая следить краем глаза за дверью постоялого двора.

Бродяги подтолкнули друг друга локтями.

— Сегодня у нас удачный день! — сказал один пронзительным голосом.

— Мы становимся слишком богатыми! — мрачно подтвердил другой.

— Что надо сделать? — спросили они хором.

Моревер удостоверился, что проходимцы — вопреки всем королевским указам — вооружены хорошими ножами, и вид кинжалов вызвал слабую улыбку на его бесцветных губах.

— Как вас зовут, храбрецы? — спросил он.

— Я — Пикуик, а это мой товарищ Кроасс, — ответил с поклоном более тощий из них.

— Ну и клички, — пробормотал Моревер. — Бандиты, самые настоящие бандиты. Слушайте, храбрецы, вот что надо сделать: здесь, на этом постоялом дворе, есть человек…

— Который, возможно, вам чем-то мешает? — сказал Пикуик, видя, что Моревер запнулся.

— Ты сообразителен, приятель, — отозвался Моревер.

— И этого человека, — продолжил Пикуик, — надо…

— Да! — рявкнул Моревер.