— Я бесконечно вам благодарна, господа, — сказала она галантным противникам, — но мне будет достаточно ваших грамот. Я боюсь, что ваши солдаты, проводив меня до Парижа, тотчас же, как останутся одни, вступят в рукопашную.

— Вы ошибаетесь на их счет, госпожа герцогиня, — возразил маршал де Тюренн. — Они дворяне, и слово чести для них…

— Господин маршал, — ответила ему Изабель, вооружившись своей самой ослепительной улыбкой, — со словом чести обращаются теперь точно так же, как со всеми прочими вещами: дают, сначала у кого-то отобрав. Или я не права?

— Ваше право иметь собственное мнение, — не стал спорить де Шаваньяк, — но мои люди получили точные указания.

— Мои тоже! — добавил де Тюренн. — Вы слишком красивы, госпожа герцогиня, чтобы странствовать по большим дорогам без охраны!

— У меня есть Бастий, он один стоит десятерых.

— Но десять точно меньше двадцати!

Против этого возразить было нечего, и Изабель вернулась в Париж под двойной охраной. Событие было столь необыкновенным, что лира поэта Лоре не могла на него не отозваться, и он написал следующие стихи:

Восторженная встреча позабавила Изабель и польстила ей. Как обычно, она остановилась в особняке Валансэ, оставила там багаж, Агату, привела себя в порядок после дороги и поспешила к госпоже де Бриенн. Торопила ее не только дружеская привязанность, но и желание узнать свежие новости. Госпожа де Бриенн встретила гостью с искренней радостью.

— Когда я узнала об ущербе, причиненном Шатильону, я собралась было отправиться к вам, — начала рассказывать добросердечная хозяйка, — но потом подумала, что не стоит доставлять вам лишние хлопоты и давать пищу всевозможным кривотолкам. Тяжело вам пришлось?

— Не сказала бы, что легко, но мне кажется, я сумела навести порядок. Со временем все наладится, лишь бы стояла хорошая погода. У меня серьезный счет к господину принцу, и я ему его предъявлю! Потом поеду на несколько дней в Мелло, посмотрю, как там мой сыночек. Мне очень его не хватало, но я была рада, что устояла перед искушением увезти его с собой. Даже представить себе не могу, что бы я с ним делала в этом раздоре!

— Неужели до такой степени плохо?

— Ужасно! И стоит мне вспомнить слова господина принца о нескольких днях отдыха под дружеским кровом, как я невольно задаю себе вопрос: что же делается после отдыха под кровом врага? Как с ним обходится господин принц? Шатильон был бы срыт до основания? Кстати, монсеньор и в самом деле в Париже?

— Да, он здесь, и едва только он выходит из дома, как к нему сбегается толпа, приветствует, радуется, провожает…

— А где сейчас королевский двор?

— В Сен-Жермене. Но не подумайте, что парижане враждебно настроены к королю. Обычные возгласы на улицах — это «Да здравствует король! Да здравствует Конде! Долой Мазарини!». Удобное приветствие, не правда ли?

— И, конечно же, ничего не обходится без коадъютора? То есть, я хотела сказать, без кардинала де Реца?

— Кардинала? Да, он суетится, как блоха на матрасе, и очень хочет, чтобы его новая красная шапка помогла ему потихоньку занять епископскую кафедру собора Парижской Богоматери. Он придет в восторг, узнав, что вы приехали.

— Придет в восторг? — не поверила своим ушам Изабель. — Мне кажется, он занят коллекционированием любовниц. Впрочем, нет, я не права, — улыбнулась она.