Обнявшись так, мы лежали минут тридцать, а когда утро осветило комнату до самых дальних углов, оторвались друг от друга. Но и оторвавшись от нее, я чувствовал, как в воздухе вокруг меня плавает запах ее кожи.

 С тех пор я с нею ни разу не встречался. Она нашла квартиру в пригороде, переехала туда и так отошла от этой странной компании. Я бы даже сказал, очень странной - но это исключительно мое мнение; сами-то они, наверное, никогда себе странными не казались. Думаю, в их глазах мое бытие выглядело куда более странным.

После этого я несколько раз встречался с моим добрым товарищем, давшим мне приют, и мы, конечно же, говорили о ней - но я не могу вспомнить, что это были за разговоры. Боюсь, просто бесконечные переливания из пустого в порожнее. Товарищ этот закончил университет, уехал к себе в Кансэй, и мы с ним перестали видеться. А потом прошло двенадцать или тринадцать лет, и я постарел ровно на столько же.

У старения есть одно преимущество: сфера предметов, вызывающих любопытство, ограничивается. Вот и у меня в ходе старения стало гораздо меньше поводов для общения со всякого рода странными людьми. Бывает, по какому-нибудь внезапному поводу я вспоминаю таких людей, встречавшихся мне раньше, но воодушевляет это не больше, чем обрывок пейзажа, зацепившийся за край памяти. Ничего ностальгического, и ничего неприятного.

Просто несколько лет назад я совершенно случайно встретился с ее мужем. Он был моего возраста и работал директором фирмы по торговле пластинками.

Высокого роста и спокойного нрава, он казался человеком неплохим. Волосы его были пострижены ровно, как газон на стадионе. Встретился я с ним по делу, но когда деловой разговор закончился, он сказал, что его жена раньше меня знала. Потом назвал ее девичью фамилию. Эта фамилия ни с чем не увязалась у меня в голове, но после того, как он назвал университет и напомнил про фортепиано, я наконец понял, о ком идет речь.

- Да, помню, - сказал я.

Так обнаружились ее следы.

- Она говорит, господин Мураками, что видела вас на фотографии в каком-то журнале и сразу узнала. Была очень рада.

- Я тоже рад, - сказал я. На самом деле, тот факт, что она меня помнит, вызывал у меня не столько радость, сколько удивление. Ведь мы с ней виделись совсем короткое время и лично почти не разговаривали. Как-то удивительно вдруг встретить собственную старую тень. Я потягивал кофе, и мне вспоминалась ее мягкая грудь, запах волос и мой эрегированый пенис.

- Она была очаровательна, - сказал я. - У нее все хорошо?

- Да ничего... Скажем так, сносно. - Он говорил медленно, как бы выбирая слова.

- Что-то не в порядке? - поинтересовался я.

- Да нет, нельзя сказать, что совсем здоровья нет. Хотя сказать, что все в порядке, тоже несколько лет уже как нельзя.

Я не мог установить, до каких пределов его можно расспрашивать, и поэтому ограничился неопределенным кивком. Да по правде сказать, я и не собирался у него выпытывать про ее дальнейшую судьбу.

- Как-то я не по существу сказал, да? - Он слабо улыбнулся. - Довольно трудно рассказать это с толком и по порядку. Хотя вообще-то ей полегчало. По крайней мере, сейчас гораздо лучше, чем раньше.

Я проглотил остатки кофе и, в некотором недоумении по поводу сказанного, решил все-таки задать вопрос:

- Извините, может быть я поднимаю щекотливую тему, - с ней что-нибудь случилось? А то я вас слушаю, но как-то не все понимаю.

Он достал из кармана брюк красную пачку "Мальборо" и закурил. Ногти на указательном и среднем пальцах его правой руки были пожелтевшими, как у заядлого курильщика. Некоторое время он их разглядывал.

- Ладно, - сказал он. - Я этого от людей не прячу, да тут и не настолько все плохо. Просто несчастный случай. Однако, может нам поговорить в другом месте? Как вы думаете?

Мы вышли из закусочной и, пройдя немного по вечерней улице, зашли в маленький бар недалеко от станции метро.